– А вот и Костя из школы пришёл! Мы с Мишуткой тебя уже заждались! – ласковый голос мамы, радостное сопенье трёхлетнего братика, аромат маминых шанежек.

Как хорошо с мороза вбежать домой, бросить в прихожей облепленный снегом портфель и пальтишко, погреть замёрзшие руки под горячей водой в ванной и сесть за стол на уютной кухне, где светло, тепло и так вкусно пахнет. Мама наливает душистый чай в большую чашку с цветочками (это его, Костика, чашка) и накладывает на тарелку румяные шанежки с пылу с жару – ждала мама своего сыночка. Под ногами уже ползает Мишутка со своей любимой машинкой. А за окном – метель, синие сумерки спускаются на заснеженный город. Ничего, пускай спускаются – дома светло и тепло! 

– Сынок, ты чего такой задумчивый? Кушай, а то остынет!

– Мам, а к нам сегодня приходил ом… нет, об… нет, мудсмен, короче!

– Омбудсмен?

– Ага… У нас это пилот… не помню. В общем, что-то пилотный такой…

– И что?

– Мам, мы неправильно живём! Совсем неправильно!

– Почему?

– Ну вот, смотри: дети – это на самом деле не дети!

– Как это?

– Ну вот! Они – люди! Понимаешь?! Такие же люди, как взрослые! И у них тоже права есть!

Мама задумалась. Костик взволнованно продолжал:

– Вот меня, например, нельзя ругать, нельзя лишать меня моих прав на личную жизнь…

– На личную жизнь?!

– Да! Вот, например, я хочу гулять ещё, а ты меня уже домой зовёшь, или я хочу на компьютере поиграть, а ты меня в магазин за хлебом отправляешь… А у меня есть право на отдых! Или вот: у меня должно быть полноценное питание – фрукты, мясо! А у нас же не всегда фрукты бывают? Так вот, это нарушение моих прав! А помнишь, меня папа шлёпнул? Ну, когда Мишка меня рассердил, и я это… ну, как дядя Витя с первого этажа, выругался. Помнишь? А папа меня шлёпнул! Это вообще грубое нарушение моих человеческих прав! За это меня даже у вас отобрать могут! Ладно, мам, ты не переживай! Расстроилась, да?

Мама молчала.

– А ещё этот, как его… сказал, что мы свои права защищать должны! Вот, например, наша Марьвановна задерживает нас после звонка, ну, там объявление какое-нибудь сделать, а это нарушение прав человека! Или ругается на нас, грозит выгнать из класса, а это тоже нельзя! Надо этому эсмену рассказать… И её даже уволить могут!

– Костик, а тебе не жалко будет любимую учительницу? Она ведь уже немолодая. Все силы вам отдаёт… Не жалко?

– Так жалко, конечно. Она добрая… Но ведь нужно, чтобы всё правильно было, так? Как же права человека?!

Мама внимательно смотрела на Костю и молчала. Задумчиво как-то так молчала…

Косте стало жалко маму: она у него очень хорошая всё-таки, и он её любит на самом деле. Но вот одну штуку нужно будет всё-таки сделать. Костя допил чай, порылся во всё ещё ледяном портфеле и вырвал из тетрадки листок в клеточку:

– Мам, ты не расстраивайся! Я всё понимаю! Я по-прежнему буду за хлебом… И с Мишуткой… Только вот что: ом... об… в общем, нам рассказали о мотивации. Вот это, по-моему, правильно! А то я у вас с папой совсем немотивированный какой-то расту! А так нельзя! Подожди, я тебе покажу!

Мама стала мыть посуду, а Костя пошёл в комнату, сел за письменный стол и, пока Мишутка ползал рядом с ним на ковре, старательно расчертил листочек. Немного подумал, минут десять писал, от старания закусив губу, а потом, чуть смущаясь, принёс маме. На листочке большими неровными буквами было написано следующее:

«За прошлую неделю:

Играл с Мишкой – 20 рублей.

Ходил два раза в магазин – 30 рублей.

Убирал за Мишкой его игрушки – 20 рублей.

Прибирался в детской комнате – 30 рублей.

Итого: сто рублей денег».

Мама внимательно прочитала. Машинально отметила пару грамматических ошибок. Цифра 20 – за игру с Мишкой – была исправлена несколько раз: сначала 30, потом снова 20. Мама грустно улыбнулась: сын колебался и написал поменьше. Она вздохнула и спросила тихо:

– А у меня права есть?

– Мам, у тебя-то они всегда есть, ты же взрослая!

– Можно мне тоже кое-что записать?

– Можно…

Мама пошла к письменному столу, задумалась и, пока Костик увлечённо катал с ликующим Мишуткой машины, что-то писала. Сначала она улыбалась, как будто придумала какую-то шутку, а потом отчего-то расстроилась. Закончив писать, протянула листок сыну и ушла на кухню. Мишутка сосредоточенно пытался сделать караван из своих машинок, а Костя стал читать. Родным маминым почерком, круглыми красивыми буквами было написано:

«Стирка, глажка белья.

Уборка квартиры.

Варка обеда и стряпанье шанежек».

А потом почерк мамы перестал быть красивым, а стал немного кривоватым, как будто мама плохо видела, что писала:

«Тревога и волнение, когда я ждала тебя, сыночек.

Боль, когда ты появился на свет.

Бессонные ночи, когда у тебя резались зубки.

Слёзы и страх за тебя, когда ты болел.

Вечера, когда я помогала тебе с уроками, читала тебе твои первые книги.

Выходные, когда я водила тебя в зоопарк, в кукольный театр, на кружок.

Первая седина в моих волосах, когда мы с папой весь вечер искали тебя, а ты заигрался на стройке с мальчишками и упал в яму, и мы нашли тебя только поздно ночью.

Мои силы, мои труды, моя жизнь.

Всё это – бесплатно.

Потому что я люблю тебя».

Костик стоял и держал листок в руках. Потом шмыгнул носом и медленно пошёл на кухню.

На кухне было тихо и темно. Мама молча сидела на стуле. Костик подошёл к ней, уткнулся в старенький мамин халатик и заплакал. Он плакал, как будто малыш. Как Мишутка. А мама тихо гладила его по голове. 

 Газета Эском – Вера