История реальная. Ничего здесь от себя не добавлял. Только изменил имена.

- А вообще, тяжёлый был год. Не припомню, чтобы раньше мы всей семьёй болели почти без продыху с января по декабрь. Сперва маме операцию сделали, потом тёща чуть не померла. Ещё и Катенька, ты же знаешь, как родилась, так тоже всё по больницам и по больницам.
И не только у нас такие напасти. Вон, посмотришь, одни соседи страдают, другие. И на приходе верующих послушаешь, так тоже всего хватает, и скорбей, и болезней.
Виктор продолжая смотреть в одну точку, устало машет рукой. Видно, он уже привык жить в постоянном напряжении. Человек, как известно, ко всему привыкает. Смирился с положением и не ропщет. Если и просит, так только об одном, молиться об исцелении его дочечки.
Внезапно он оживился.
- Совсем забыл! Что это я всё о своём да о своём. У нас ведь радость в общине, да какая! Аня, наконец, понесла! Да – да, Серёжина жена. Ты их знаешь. Теперь молимся за них всем приходом, и ждём пополнения.
С Аней и её мужем Сергеем мы дружим уже много лет. И все эти годы я знал, как они мечтают о ребёнке. Но, к сожалению, пара оставалась бездетной. Предлагал им взять малыша из дома малютки, но Анечка не соглашалась и всё надеялась родить своего.
У себя в храме молодые активные прихожане сразу пришлись ко двору, Серёжу выбрали старостой, Анечка пела на клиросе и учительствовала в воскресной школе. Всё свободное время они проводили в храме. Сергей, человек по натуре деятельный, постоянно что-то придумывал, куда-то ехал, с кем-то встречался, организовывал. Анечка, та совершенная противоположность большому громкому Серёже. Тихая и неприметная, всегда рядом с мужем, заботится о нём, беспокоится, и я знаю, но это между нами, печёт для него замечательные торты. Серёжа редкий сладкоежка.
Конечно, их любили, и им сочувствовали. Семнадцать лет ожидания, это много. И вот такая новость. Потому окружающие и радовались столь долгожданному и одновременно неожиданному известию.
Даже те, у кого что-то не ладилось в делах, в семье, или со здоровьем, отнеслись к этой новости как собственной победе. Наконец-то! Десятки людей, взрослых и не очень, молились в ожидании появления маленького человечка.
- Вот такой мужик будет, – уверенно заявляли представители сильной половины человечества, - весь в отца.
- С чего это вы взяли, что «мужик»? – Раздавались недовольные женские голоса, - непременно родится девочка!
Честно сказать, мне девочки тоже нравятся, и даже больше, чем мальчики. Наверно это потому, что вокруг меня одни девчонки. В этом году был в Бресте, заехал к племяннику, у него их тоже три. А я ещё и своих четырёх привёз. Вот где был виноградник. Девочки существа ласковые заботливые, и от родителей, как правило, далеко не уезжают.
Было время, мне самому тогда ещё подростку пришлось растить племянника, но наверно это было очень давно, и я забыл как это, радоваться мальчикам.
Может, неделю после того как я узнал об Аниной беременности, меня пригласили в соседнем городе послужить молебен в часовне при университете. Среди клирошан я сразу заметил Анну и подошёл к ней. Та подняла на меня глаза, я заглянул в них и увидел, как она счастлива. Счастлива в эту минуту, и в этот час и все последние дни и недели.
Счастливую женщину легко узнаёшь по глазам. Внешне она остаётся прежней, а вот глаза у неё другие.
Благословил и тихо шепнул на ухо:
- Мы с матушкой радуемся за вас с Серёжей. И молимся.
В обычной ситуации Анечка при разговоре редко когда посмотрит в лицо собеседнику. В этот момент она хоть и смутилась, но глаз не опустила. Молчала и улыбнулась в ответ на моё приветствие.
В середине декабря я заказал на епархиальном складе календари на следующий год и должен был ехать забирать, но помешали обстоятельства. Ищу кто бы мог выкупить мой заказ и узнаю, что Серёжа, Анин муж как раз собирается в епархию. Вечером набираю его номер и прошу, выручай.
Во время разговора слышу рядом с Серёжей Анечкин голос и хочу её поприветствовать. Наверно чисто интуитивно у каждого из нас возникает такое желание. Даже через расстояние, по телефону хочется «прикоснуться» к счастливому человеку. Особенно если тебе всё чаще приходится иметь дело с человеческой бедой.
- Серёжа, кто это там рядом с тобой? Анечка? Хочется поздороваться! Если можно, передай ей трубку.
Слышу как Серёжа зовёт Анечку к телефону, и в ответ её резкое «нет».
- Батюшка, прости, она убежала к себе в комнату.
Ну, убежала и убежала. У беременных это бывает.
Через день заехал к Сергею на работу забрать календари. Пока дожидался на проходной разговаривал по телефону, и не заметил как появился Сергей. Такой же улыбающийся и уверенный в себе. Мы обнялись.
- Как хорошо, что ты позвонил! Накануне Рождества Христова сделать доброе дело, да ещё и священнику! Разве это не милость Божия!
Мы направляемся к его машине. Продолжая о чём-то рассказывать, он открывает багажник, отдаёт мне календари и, что-то вспомнив, резко замолкает. Затем продолжил:
- На Анечку не обижайся. Беда у нас. Замер младенчик. И она, мне кажется, с того дня тоже «замерла».
Меня будто ледяной водой окатили. Слушаю и не понимаю, Сергей сам-то осознаёт что случилось? Трагизм ситуации так не соответствовал улыбке, не сходящей с его лица, что я подумал будто он юродствует. От отчаяния юродствует. Вошёл человек в привычный ему образ весельчака и балагура и не выходит. Даже если на душе от боли черным черно продолжает улыбаться и шутить.
- Аня «замерла», а ты как, держишься?
- Поначалу тоже жить не хотелось. Мыслей в голове целый рой. И самое страшное - упрёк Ему. Как же так, Господи, как же так?! Хорошо, я согласен. Мы грешники, вне всяких сомнений. Но Сам посуди, кто ещё столько же времени отдаёт приходу? Мы с женой постоянно на службах в храме, или с батюшкой в детском доме, или в школе, или куда-нибудь отправляемся с приходскими детьми.
Всегда и везде мы служим Тебе, работаем Тебе. И если что-то для себя и просим, то всего лишь одного – дай нам ребёнка.
Нет, почему у каких-нибудь алкоголиков детей как горошин в стручке, а нам никого. Совсем никого. Мы же не алкоголики, а Ты и этому не позволил появиться на свет. Знаешь, Господи, Ты просто неумолим!
Дома старался вести себя как обычно, и в храм продолжал ходить, правда, больше по инерции. Лучше быть в церкви с людьми, чем валяться дома на диване перед телевизором. И Анна должна была видеть меня всё тем же, любящим и надёжным.
Одна отрада, моя работа и мои станки. Резцы, фрезы. Я работал и не хотел возвращаться к действительности, боялся наделать глупостей или тронуться умом. А Он понял меня, пожалел и утешил.
- Утешил? Ты думаешь, Он тебя утешил?
- Да, думаю что, да. По-другому не объяснить. Я никому, кроме тебя об этом не рассказывал. Боюсь, посмеются и скажут, ерунда всё это. А для меня это была встреча с Ним. Встреча, после которой снова захотелось жить.
Прошло дней десять, и командируют меня по работе на завод в соседний с нами город, - Сергей произнёс хорошо известное название предприятия, в советские годы гремевшего на всю область, и не только на область. Завод был уникальный, сколько раз его по телевизору показывали. Продукция разлеталась по стране и уходила на экспорт. Необходимые кадры готовили самостоятельно, многие работники без отрыва от производства здесь же на месте учились и получали высшее образование.
Серёжа рассказывал, а я и сам когда-то очень давно бывал на этом заводе. Помню, тогда мне впервые показали станки с числовым управлением.
- Мы заказали у них кое-что нужное для работы, и я должен был забрать. Приезжаю на завод. Ты был там когда-нибудь? Ага, значит, представляешь это множество цехов из белого кирпича.
Посмотрел и ужаснулся. Будь бы жив Тарковский, сейчас на территории бывшего завода он мог бы смело снимать ремейк своего знаменитого «Сталкера».
Вход свободный, бывшая проходная заколочена досками. Заезжаю на территорию, и мне становится по-настоящему страшно. Когда-то здесь работали тысячи людей, сейчас никого, вообще никого. Иду вдоль разрушенных корпусов. Кругом кучи мусора, колотый кирпич и битое стекло. Метал, и всё что можно было утащить, уже растащено.
Хожу десять минут, двадцать. Понимаю, что где-то здесь в каком-то уцелевшем уголке теплится жизнь и трудится какая-то артель. Не зря же меня сюда направили. Кто-то же должен производить заявленную продукцию.
Хожу и высматриваю свет в окошках. Но света нет, и окон нет. Вернее проёмы от окон присутствуют, но пустые и безжизненные. Долго я так ходил, и, наконец, взмолился:
- Господи! Пошли мне хоть одну живую душу! Не зря же я сюда ехал.
Вдруг вижу человек! Бежит стремительно. Главное, что он в рабочей спецовке. Значит местный и скорее всего из тех, кого я разыскиваю.
Кричу ему:
- Эй, погоди! Мне то-то и то-то нужно. Подскажи где искать?
Он мне рукой по направлению махнул, и пока я пытался разглядеть признаки жизни там, куда он мне показал, тот человек пропал. Вот, думаю, прямо как сказочный гном, появился и тут же бесследно исчез.
Делать нечего, поскольку других вариантов у меня не было, пошёл я в сторону такого же длинного полуразрушенного корпуса. Захожу в проём, где раньше были ворота, и иду по тёмному коридору. Хорошо ещё из оконных проёмов внутрь помещения попадает дневной свет, я ориентируюсь и обхожу места, можно запросто споткнуться и упасть.
На полу старая плитка ещё советского образца. Видно её тоже пытались сколоть. Куда-нибудь на дачу, но не получилось. Уложена на совесть. Зато дырок кругом наковыряли.
Иду дальше. Коридор сужается, окон больше нет. Кругом темнотища. Достал телефон и включил подсветку. Продвигаюсь чуть ли не на ощупь. Замечаю впереди луч света. Ага, понимаю, снова окно.
Подхожу ближе. Действительно бывшее окно, благодаря которому внутрь проникает свет, и я вижу огромную кучу строительного мусора. Куча высотой метра два с половиной. А могла быть и больше, благо потолки в помещении позволяют.
На самой куче, будто на пьедестале, стоит пустая трёхлитровая банка. На банке наклеен листок чистой белой бумаги с надписью чёрного цвета. Подхожу ближе. Вижу, что надпись не от руки, а нанесена типографским способом. Листок белый и на самом деле чистый. Среди окружающего мусора и всеобщего разорения белый листок показалось мне здесь странным и неуместным. А на нём ещё и надпись какая-то. Интересно, что там написано?
Со зрением у меня всегда было не очень. Подошёл как можно ближе, а всё одно никак не рассмотрю. Пришлось лезть наверх. Неудобно, мелкие обломки кирпичей осыпаются из-под ног. Я боюсь упасть и почти ложусь на груду мусора. Едва дотягиваюсь до банки, и вот, наконец, она у меня в руках.
Обычная стеклянная банка, только без дна. Донышко снизу отколото идеально ровно, словно кто-то взял и отсёк его острейшей саблей. Читаю слова, напечатанные чёрной типографской краской.
Читаю, и не могу понять, как здесь наверху мусорной кучи очутилась эта странная стеклянная банка, ещё и с такой надписью. Как она сюда попала? Зачем она сюда попала? Непонятно. Хотя, если это персонально для меня, тогда очень даже понятно.
Смотрю на надпись и чувствую как у меня не зависимо от того, хочу я этого или нет, наворачиваются слёзы. Беру этикетку за уголок и пробую отклеить. На удивление она легко отделилась от стекла, я свернул её и положил в бумажник. Теперь ношу с собой. Когда накатывает отчаяние, достаю и читаю.
- Покажи мне её. Я тоже хочу прочитать.
Серёжа открывает кошелёк, достаёт листок чистой белой бумаги и протягивает мне. Я разворачиваю его и читаю такие знакомые слова:
«Бог есть любовь».

ЖЖ о.Алекскандра