Как-то, на заре своего беззаботного и почти сказочного периода, называемого неофитством, ехал я в троллейбусе, кажется, в собор на службу.

Денёк был солнечный, и жаркий. Другими словами, типичный для города Николаева, майский день. Еду я себе еду, да преспокойненько так мысленно осуждаю, всех и вся вокруг.

Почти каждый вошедший молодой человек поражал меня неаккуратностью своего «прикида», грубой манерой держаться на людях, громкой болтовнёй с приятелем, и прочими нюансами городского транспорта, на которые в обычное время, я не обратил бы ровно никакого внимания, не ступи я совсем недавно на путь церковной жизни, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Можете вообразить, как я оценивал наряды девушек, если, их манеру держаться. «Какой стыд и срам», «где культура?!», «ну конечно, где уж у них найти веру в Бога?». Это далеко не полный набор фраз, или примерно таких фраз, проносившемся в моём мозгу. Напомню, на дворе конец девяностых,а это значит, что короткие юбки – далеко не самое неблагочестивое, что было на девушках. Так называемые «лосины» ещё не отжили своё, и отравляя взор кричаще ядовитыми красками, они словно сами просились под колкое словцо в голове.
И конечно же, посреди этого «Соддома и Гоморры» восседал я – чистый, добрый и верующий христианин…
И тут мой неофитский взор нашёл нечто такое, что сразу заставило позабыть обо всех непристойностях пассажиров сразу. Что волнует едва пришедших в Церковь людей больше, чем сравнительная характеристика стиля одежды «своих» и «не своих»? Правильно – яростное, почти фанатичное, доказывание правоты своей веры всяким, посмевшим не веровать во Христа, веровать неправильно, смея подвергать православное учение критике, или просто проповедовать разного рода оккультные практики. Надо сказать, что в известном смысле, это имело под собой некие оправдания, потому что ещё была свежа память о так называемом «Белом братстве», листовками которого были оклеены все трамваи, троллейбусы, и заборы, оставившая неприятное послевкусие в обществе.
Таким отвлекающим фактором стала аккуратно наклеенная на стенку салона листовка с приглашением посетить какое-то собрание для разговоров на «духовные» темы. В общем, без особого труда было понятно, что это объявление и есть приглашение в иную веру.
Наверное, подсказала мне совесть, эту листовку нужно сорвать, дабы она не смущала души наивных пассажиров, и не стала бы причинной погибели чьей-то души.
Однако, здесь в игру вступила новый игрок моей «чистой души» - ложный стыд, который, как оказалось, неплохо уживался в моём сознании с яростным неофитством. Ещё пару мгновений назад я смотрел на этих людей, как на личностей, мнение которых мне безразлично. Но это до поры до времени – до тех пор, пока бесплодные и бесполезные философствования не подошли к тому порогу, за которым начинается реальный полезный шаг. И этот-то шаг я сделать всё никак не решался. Мало ли, как прокомментируют моё поведение окружающие. Да и неудобно, что все эти девушки узнают, что я - их сверстник, еду в храм. В общем, я благополучно ехал себе да ехал, а листовка не менее благополучно висела себе на стене салона.
На какой-то остановке в салон вошла дама, сразу же привлекшая моё внимание. Ради неё я даже оторвался от созерцания этого объявления.
Дама. Иное слово для описания её внешнего облика я подобрать бы не смог. Это была женщина лет двадцати восьми – тридцати, модно, но со вкусом, одетая в крупных солнцезащитных очках. Что-то мне и в ней показалось «не православным», возможно, так называемое в народе модничанье и яркая демонстрация того, что сегодня зовётся словом гламур.
Я повернул голову в её сторону. Между тем, она купила билет, отдала его кондуктору, и спокойно села на свободное одиночное место неподалёку от двери троллейбуса. Трудно было сказать, куда смотрят затемнённые солнцезащитными стёклами её глаза, но вдруг она встала, уверенной походкой прошла между рядами, уверенным жестом сорвала эту злополучную листовку, смяла её и запихнула в не менее модную дамскую сумочку. Затем подошла к своему месту, и сев повернула голову в мою сторону. Улыбнулась, и видимо узнав меня, громко и приветливо произнесла: «Христос Воскресе».

В это мгновение во мне произошёл переворот, и в полном изумлении я тогда подумал : вот оно – настоящее Православие. 

Омилия