Вчера, 12 июня, в 10 часов вечера от нас ушла Катенька Страшинская. Я об этом узнала в субботу утром, когда во дворе Охматдета увидела маму Кати в окружении других родителей. Продолжая глупо улыбаться, я еще продолжала шутить: куда это вы, мол, собрались такой командой. Но, взглянув на маму, осеклась. И не из-за черного костюма, а из-за выражения глаз. Что-то окончательно безнадежное было в них. «Юля, Кати больше нет...». Я смогла только обнять маму и прижать к себе. Слов я никогда не могу найти. И вряд ли смогу.
Мама почти не плачет. Она сама говорит, что еще не осознала того, что произошло. Ей дали сильное успокоительное и постарались занять делами: покупкой платья (красивое с розами на плечах – как понравилось бы Кате), перчаток, фаты, туфелек. Только бы не сидеть и не думать. Чтобы не нахлынуло. Не бросило плашмя на землю. Не разорвало грудь на части.
Катя умерла в реанимации. Она пролежала там две недели. Врачи сделали все, что могли. Но, к сожалению, лучше не стало. Маму последнюю неделю пускали к Катеньке. «Я знала, что она умрет. Я чувствовала. Еще раньше, когда мы только ехали на второй этап лечения. Мне сны снились. И Катенька чувствовала, ты же видела, она была не такая, как всегда».
А я не чувствовала, я несла Кате в подарок витражные краски, которые она мне заказывала. Думала, мама отнесет их Кате, и девочке станет легче. А там, глядишь, и вернется к нам в игровую. Не вернется.
Мне больно смотреть на Ларису Анатольевну, лечащего врача Кати. Она только что вернулась со вскрытия. Под глазами круги. Я ничего даже не успела спросить – да и не собиралась. Но полилось как исповедь: «Ее нельзя было уже спасти. Юля, я специально хожу на все вскрытия – вдруг увижу, что мы пропустили. У нее не было легких. Вирус и грибок съели легкие. Я не знаю, как она прожила эти две недели».
Милые наши врачи, они делают все, что могут – все, что могут в существующих условиях. И каждого ушедшего ребенка воспринимают как свой грех, свою вину. А это не их вина. Это наша общая вина: недофинансирование, недоукомплектованность штата, устаревшее техническое оснащение, требующее полной перестройки помещение, замалчивание. То, что делают наши врачи – это подвиг. Который часто остается незамеченным.
Так хочется утешить всех: обнять Катину маму, обнять Ларису Анатольевну, всех других родителей, которые согнали всех деток в игровую (будто те ничего не понимают), а сами плачут или стоят молча кучками - более сутулые чем всегда, более уставшие, более испуганные.
Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй. Прости нас, грешных. И отпусти нам прегрешения наши. И упокой душу Катеньки. И дай нам сил, ради Кати, ради других, жить так, как ты завещал. Изменить что-то. Сделать лучше. Спасти. Спастись.
Юля Ноговицына
|