Притчу из главы 15 Евангелия от Луки, которая читается на литургии в воскресенье за две недели до начала Великого поста, обычно называют притчей о блудном сыне, хотя на самом деле это притча не только о нем, но и о его старшем брате, и, что очень важно, об их отце.

Парадоксальное поведение отца видно уже с самого начала притчи. Младший сын просит отца отдать причитающуюся ему часть имения. Как отмечали проповедники, в частности, митрополит Антоний Сурожский, эта просьба по сути звучала так: «отдай мне уже сейчас то, чем я бы воспользовался после твоей смерти». Действительно, наследство делят после смерти завещателя. Учитывая, что притча произнесена в Израиле, где существенную, если не основную часть имущества составлял земельный надел, мы можем предположить, что сын просит у отца и определенную часть земли, которую тут же продает, чтобы обратить в деньги и уйти в дальнюю страну. Для отца семейства такое поведение сына — несомненно, позор; и любой обычный («нормальный») отец в подобной ситуации не стал бы идти у сына на поводу: скорее всего, сын, дерзнувший обратиться к отцу с такой просьбой, был бы просто выгнан из дома. Здесь же, в притче, где под образом отца мы видим Отца небесного, показано, что Бог не удерживает нас силой при себе и попускает нам ходить «вслед путей своих», если мы не хотим жить вместе с Ним и поступать по Его воле. Отпуская нас, Отец отдает нам дары, которые принадлежат нам как Его детям — силы, таланты, здоровье и проч. Хочешь уходить — пожалуйста, путь открыт, тебя никто не держит.

о.Андрей Дудченко

Но вот, вдали от отца эти дары начинают иссякать. Младший сын, промотав имущество на распутную жизнь, остается ни с чем и доходит до крайней степени позора: он не только вынужден работать свинопасом, следя за нечистыми животными, но и рад бы был питаться едой, которую дают свиньям. «Рожки» — плоды рожкового дерева, растущего в Израиле, паломники могут попробовать их и привезти с собой варенье из этих плодов. Постепенно в сыне созревает желание вернуться домой. Но он понимает, что восстановить прежние отношения с отцом он не может — это не в его власти, и готов проситься в отцовское хозяйство в качестве наемника.

Издалека увидев возвращающегося сына, отец выбегает навстречу. Это, пожалуй, самый сильный образ из притчи. Для древних восточных культур, где отец семейства окружен почетом и уважением в гораздо большей степени, чем в современной культуре западного типа (в том числе нашей), старшие люди передвигаются неспешно. Бежать навстречу распутному сыну, опозорившему отца — крайне несолидно, это плохо выглядит в глазах соседей. Но отцу не важно, что подумают другие люди: он видит сына, который пропадал и нашелся, и не может сдержать радости. Так и небесный Отец выбегает нам навстречу, видя наше покаяние. Но покаяние — это именно возвращение к Отцу, а не одно лишь признание своей неправоты. Порой люди на исповеди спрашивают: «простит ли меня Бог?» Простит несомненно, если мы каемся, отходим от греха и возвращаемся к Отцу. Притча очень ярко это показывает.

Сын просит отца, чтобы тот принял его в число наемников. Но отец распоряжается иначе: принесите для сына его «первую» одежду (так в греческом тексте — одежду, означающую достоинство сына, которую он утратил, отказавшись от отца), заколите откормленного теленка, устроим пир и будем веселиться! Здесь очень важный момент. Часто отношения человека с Богом описывают как отношения раба, наемника или сына — в разное время мы проходим разные стадии этого, и не всегда последовательно. Точнее сказать, в разное время мы пытаемся строить наши отношения с Богом по одному из этих типов. Но — смотрите, что говорит нам притча! — Отец готов строить с нами только одни отношения: отношения отца к сыну. Мы не нужны Ему в качестве рабов или наемников. Вернуться в Отчий дом мы можем только как Его дети — исключительно так.

Дальше мы встречаем образ старшего сына. Тут нам стоит вспомнить начало притчи: отец уже разделил имение между сыновьями, значит, оставшаяся часть — это то, что по наследству отойдет к старшему сыну. Поэтому старший брат, возвращаясь домой и завидев признаки неожиданного веселья, понимает, что на этот пир тратятся средства из, в общем-то, его имущества. С какой стати? Я всю жизнь на тебя корячусь, и ты даже не дал мне козленка, чтобы повеселиться с друзьями! — упрекает он отца. Вернувшегося брата он не воспринимает как брата: «А когда этот твой сын вернулся…», — говорит он отцу, в то время как тот напоминает: «Брат твой…» В образе старшего сына могли узнавать себя фарисеи: внешне соблюдая все заповеди Закона, они не были готовы принять тех грешников, которых ицелял и которым давал прощение Иисус. Не так же ли порой и мы, люди церковные, с холодностью смотрим в сторону тех, кто стоит на пороге церкви и делает первые шаги, не выполняя и просто даже не зная всех тех мелочных внешний предписаний, которыми мы привыкли выражать свое «благочестие»?

Прочитанная сегодня притча дает нам богатую пищу для размышлений. С кем из персонажей притчи мы готовы ассоциировать себя? Как мы ведем себя в жизни? Нам хочется быть похожими на возвращающегося блудного сына, но, может быть, мы похожи скорее на его старшего брата?

Киевская Русь