Романо — симпатичный дядька. Моего примерно возраста. Лет сорока с копейками. Работает ортезистом в Милане. Делает корсеты, ортезы и туторы больным детишкам. И вот то, что он рассказывает, не укладывается у меня в голове.

Ему ведь за работу платит государство. То есть доктор обследует больного ребенка и решает, например, что ребенку нужен корсет. Доктор выписывает рецепт, и с этим рецептом родители идут к Романо. Романо делает корсет, выписывает счет в соответствии со списком средств технической реабилитации, каковой список утвердило правительство. Доктор подтверждает, что корсет хороший. Родители расписываются в получении. И министерство здравоохранения Итальянской республики платит моему приятелю Романо по счету.

Проблема только в том, что этот самый список гарантированных государством и оплачиваемых государством средств технической реабилитации итальянское правительство утвердило почти сто лет назад. Вот буквально после Первой мировой войны, когда появилось много раненых, да еще прокатилась по Европе эпидемия полиомиелита. Вот тогда они решили, что раненым и перенесшим полиомиелит справедливо будет дать за счет государства костыли, инвалидные кресла и корсеты. И с тех пор этот список действует.

Надо ли говорить, что технические средства реабилитации за сто лет изменились до неузнаваемости? Надо ли напоминать, что сто лет назад национальной валютой в Италии была лира, а теперь — евро? Но утвержденный сто лет назад список работает до сих пор.

Выписывая современный ортез на все тело парализованному ребенку, доктор поясняет в рецепте, что приспособление это проходит в списке по графе «корсет». Выписывая хитрый вертикализатор, доктор поясняет, что прибор этот проходит по графе «инвалидное кресло». А выставляя счет, приятель мой Романо указывает, что утвержденную сто лет назад и номинированную в лирах цену теперь надо понимать, например, как двадцать тысяч евро.

«Это совершеннейший бардак!» — кричит Романо, отчаянно жестикулируя.

Но, замечу от себя, он работает, этот бардак. И врачи как-то разбираются с устаревшим на сто лет списком, номинированным в лирах, и ортезисты, и родители, и даже налоговые инспектора. И дети в Италии, насколько я могу судить, обеспечены техническими средствами реабилитации так, как нам можно только мечтать.

Там у них, в Италии — безнадежно устаревший список, номинированный в валюте, которой давно нет. А система обеспечения инвалидов средствами реабилитации работает.

Здесь у нас, в стране — новейший список, выверенный, согласованный всеми министерствами, постоянно обновляющийся, номинированный в рублях и индексируемый ежегодно. И не работает ничего. Больные дети либо совсем не получают ортезов и вертикализаторов, либо получают, но отвратительного качества.

Я полагаю, это потому так, что до сих пор в Европе люди ухитряются как-то вести себя боле или менее прилично и думать друг о друге более или менее хорошо. Про доктора примерно понятно, что он хочет вылечить ребенка, а не намухлевать с рецептом. Про ортезиста примерно понятно, что он хочет сделать хороший ортез и заработать на нем, конечно, но не озолотиться за счет больных детей. Про родителей примерно понятно, что они хотят техническое средство реабилитации своему больному ребенку, а не нажиться на махинациях с ортезами и вертикализаторами. И даже про налогового инспектора примерно понятно, что он не ободрать как липку хочет моего приятеля Романо, а просто следит, чтобы Романо правильно платил налоги.

Я называю это презумпцией благонамеренности. Если люди думают друг про друга, что каждый из них более или менее хочет окружающим добра, то в таком обществе будет работать самый дурацкий, самый устаревший и даже номинированный в несуществующей валюте закон.

Если все люди заранее считают друг друга мерзавцами, если цепляются в действиях и словах друг друга к каждой мелочи, то не будут работать законы. Никакие. Даже самые современные и совершенные.

Источник