|
Наталье Леонидовне Трауберг
JESUS, if, against my will,
I have wrought Thee any ill,
And, seeking but to do Thee grace,
Have smitten Thee upon the face,
If my kiss for Thee be not
Of John, but of Iscariot,
Prithee then, good Jesus, pardon
As Thou once didst in the garden,
Call me "Friend," and with my crime
Build Thou Thy passion more sublime.
Dorothy Sayers “CATHOLIC TALES AND CHRISTIAN SONGS”
* * *
Их-то Господь – вон какой!
Он-то и впрямь настоящий герой!
Без страха и трепета в смертный бой
Ведет за собой правоверных строй!
И меч полумесяцем над головой,
И конь его мчит стрелой!
А наш-то, наш-то – гляди, сынок –
А наш-то на ослике - цок да цок -
Навстречу смерти своей.
А у тех-то Господь – он вон какой!
Он-то и впрямь дарует покой,
Дарует-вкушает вечный покой
Среди свистопляски мирской!
На страсти-мордасти махнув рукой,
В позе лотоса он осенен тишиной,
Осиян пустотой святой.
А наш-то, наш-то – увы, сынок –
А наш-то на ослике - цок да цок -
Навстречу смерти своей.
А у этих Господь – ого-го какой!
Он-то и впрямь владыка земной!
Сей мир, сей век, сей мозг головной
Давно под его пятой.
Виссон, багряница, венец златой!
Вкруг трона его веселой гурьбой
- Эван эвоэ! – пляшет род людской.
Быть может, и мы с тобой.
Но наш-то, наш-то – не плачь, сынок –
Но наш-то на ослике - цок да цок -
Навстречу смерти своей.
На встречу со страшною смертью своей,
На встречу со смертью твоей и моей!
Не плачь, она от Него не уйдет,
Никуда не спрятаться ей!
СМС-диалог
-…Спасибо, мне очень лестно.
Но боюсь, те стишки,
которые я пишу сейчас
тебя разочаруют -
уж очень они
православные.
А ты-то
известный нехристь
(смайлик)
- Отнюдь.
Я – деист.
А как прижмет,
Так тут же вспоминаю
«Отче наш» и даже
«отцов-пустынников»
(смайлик)
- Вот и молодец!
(смайлик)
Но вообще-то
деист это и есть нехристь.
Робеспьер, например.
- Угу.
И Валленберг
- Ага, и Гитлер.
Да при чем тут
Все эти примеры?
Речь же о нравственности
Творца, а не твари.
Верить в Бога
«распятого за ны
при понтийстем Пилате»
практически невозможно.
Но Его можно
любить.
А Бог нераспятый,
всякий ваш Верховный Разум
при ближайшем рассмотрении -
жестокий и циничный тиран.
Да я тогда лучше
как честный штабс-капитан
бунтовать буду
с лордом Байроном
(смайлик)
- Бессмысленный
какой-то спор.
- У деизма – тьма резонов,//У
теизма – вовсе нет!//Но сквозь
тьму резонов оных//Еле-еле
виден свет!////Светит точечка
одна,//Не сгорает купина!
(смайлик)
* * *
В блаженном столбняке, в сиянье золотом
Тепла вечернего, у Дома пионеров,
На Ленинских Горах стояли мы вдвоем.
Лилета, помнишь ли? Неслыханных размеров
Достигло в этот миг сознание того,
Что счастие – вот тут оно! Лежала
Земля у наших ног. И неземная жалость
Проникла в нас. И больше ничего
Не надо было нам. И больше ничего
Не оставалось нам – лишь скорбью возмужалой,
Бессмертьем лишь, блаженством лишь встречать
Благую Весть, что пролилась лучами
Косыми на пустырь… Какими же глазами
Теперь смотреть мы будем…
Из Джона Шейда
Когда, открыв глаза, ты сразу их зажмуришь
От блеска зелени в распахнутом окне,
От пенья этих птиц, от этого июля -
Не стыдно ли тебе? Не страшно ли тебе?
Когда сквозь синих туч на воды упадает
Косой последний луч в осенней тишине
И долго по волне скользит и замирает –
Не страшно ли тебе? Не стыдно ли тебе?
Когда летящий снег из мрака возникает
В лучах случайных фар, скользнувших по стене,
И пропадает вновь, и вновь бесшумно тает
На девичьей щеке – не страшно ли тебе?
Не страшно ли тебе, не стыдно ль – по асфальту
Когда вода течет, чернеет по весне,
И в лужах облака, и солнце лижет парту
Четвертой четверти – не стыдно ли тебе?
Я не могу сказать, о чем я, я не знаю.
Наверно, ни о чем. Так, глупости одне…
Такая красота и тишина такая…
Не страшно ли, скажи? Не стыдно ли тебе?
* * *
Что проку жить? Вопрос – зачем вы, дни?
И следующий вопрос – зачем вы, ночи?
Ответь мне, но, пожалуйста, короче,
В двух-трех словах, волынку не тяни.
Ах, ты не можешь? Ну, так извини,
Тогда не вижу смысла… Ах, не хочешь?!
Так что же ты мне голову морочишь?
Труды и дни – на кой мне хрен они?
Молчишь? Молчи, молчи. Игра в молчанку
Ужель так увлекательна? С подранком,
С мышонком веселей играет кот!
И буйный Рим ликует веселее,
Любуясь кровью в страшном Колизее…
Да что «вот именно»?! Что именно-то вот?!
* *
Когда Понтий Пилат с высоты
Передовой науки и прогрессивной культуры
Спросил арестованного жидка:
«Что есть истина?» -
Он ведь не ждал и не хотел
Услышать ответ.
Он-то знал,
Что ответа нет…
Априорные знания эти,
Высота философии сей
Аксиомами стали для бедных детей,
Пропечатаны в каждой газете
В интернете, буклете, кассете
И в моем бестолковом куплете….
Есть вопросы?
Вопросов нету.
Из Дороти Сэйерс
Замычал в ночи бессловесный вол:
«Слышишь звон в долине, мой брат осел,
Звон подков и ржанье коней?
Из волшебных стран, от края земли
К нам спешат волхвы, к нам скачут Цари
Поклониться Царю Царей!
Только раньше их всех, я, медлительный вол,
Поклонился Нашему Мальчику!
Лопоухий в ночи возопил осел:
Сколько ангелов в небе, о брат мой вол,
Озарило синюю тьму!
В этот радостный, в этот единственный раз
Там вся Сила Небесная собралась
Чтобы славу пропеть Ему!
Только раньше их всех я, упрямый осел,
Я восславил Нашего Мальчика!
Слава в вышних Богу! Иа-иа!
Слава, слава Лежащему в яслях!
* * *
«Я не спорю, Боже, Ты свят, свят, свят, -
Говорил Творцу человек., -
Только Ты-то бессмертен и всемогущ,
Прохлаждаешься вечно средь райских кущ,
Ну а мне, слабаку, в мой коротенький век,
Мне прямая дорога в ад!
Посмотрел бы я, Боженька, на Тебя
Будь я как Ты, а Ты будь как я!
Я бы тоже, конечно же, стал бы свят,
Ты бы тоже отправился в ад!»
Отвечал, подумав, Творец ему –
«Ты во многом, сыночек, прав.
Что ж, давай я стану такой как ты
И пример покажу такой красоты,
И бессмертье, и мощь добровольно отдав
И сойдя в могильную тьму,
Что, конечно, пример ты возьмешь с меня!
Я ведь стал как ты, станешь ты как я,
Только Слову поверь моему!
Станешь ты, Адам, как когда-то свят,
Взвоет в страхе бессильный ад!»
Но глядя на смертные муки Его,
Отвечал Творцу человек –
«Не хочу Человеком я быть таким!
Я хочу быть лучше богом живым,
Покорившим сей мир, продлившим сей век
Всемогущим владыкой всего!
Насмотрелся я, боженька, на Тебя!
Я не буду как Ты, Ты не станешь как я!»
И пошел человек от Креста назад,
А Спаситель сошел во ад.
* * *
Пришед находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели.
Мат.26,43
Ах, какая ночь, какая луна,
Ах, какая в саду стоит тишина!
Еле-еле молитва слышна.
Ах, как пахнет трава, серебрится листва,
Как темна и тепла небес синева!
Ах, как странны Его слова.
Видно, притчами Он говорил опять.
Нам гипербол этих нельзя понять.
И вольно ж Ему нас пугать!
Да чего нам бояться – ведь рядом Он!..
Засыпает Петр. Ему снится сон,
Дивный сон из грядущих времен.
Витражи там сияют, орган поет,
Гордый кесарь в Каноссе смиренно ждет,
Граф Бульонский в поход идет.
Ко святому Франциску птицы летят,
И премудрость суммирует Аквинат…
Петр во сне улыбнулся. Он рад.
Иоанну не хуже видится сон -
Из полночных стран, грядущих времен
Слышит он веселый трезвон!
Над равниной великою колокола
Весть благую несут от села до села.
Золотые горят купола.
В лапоточках стареньких Серафим
Там копает картошку, а рядом с ним
Светлый ангел парит, незрим!..
Иоаннов брат тоже сладко спит.
Он с Учителем рядом во сне сидит.
Страшный Суд Учитель творит!
Зрит Иаков воочью конец времен –
И повержен Змий, и пал Вавилон,
Род людской воскрешен и спасен!..
Ах, какие сны, как тих небосвод.
Утирает Спаситель кровавый пот.
Приближается Искариот.
* * *
Рек безумец в сердце своем – «Несть Бог!»
Этот догмат вообще-то не так уж плох!
Черта с два ты в безумном сердце найдешь!
Черта лысого там обретешь!
Ах, безумец бедный, там нет Его,
Нету Пастыря доброго моего,
Там ни капельки нет Его!
Рек философ в сердце своем –«Умер Бог!»
Этот тезис вообще-то не так уж плох!
Как ни странно, но тут ты как раз не врешь –
Как ни страшно, но это не ложь!
Бедный Фридрих, мы, правда, убили Его,
Схоронили Пастыря моего,
И три дня мир был без Него!
Рек фельдфебель в сердце своем – «С нами Бог!»
Этот лозунг вообще-то не так уж плох!
С нами рядышком, туточки, хошь не хошь,
Никуда от Него не уйдешь!
Бедный кесарь, от гневного взора Его
От десницы Пастыря моего
Не сокрыть тебе ничего!
Пусть же в сердце своем всяк сущий бедняк
Возопит во мраке примерно так -
Не суди, не суди по моим грехам!
Не суди по глупым словам!
Пастырь добрый, снеси к своему Отцу
Обезумевшую овцу!
И хоть шерсти клок – всего ничего –
Сохрани для предвечной пряжи Его
От дурного раба твоего!
A propos
По ту сторону зла и добра
Нету нового, Фриц, ни хера,
Кроме точно такого же зла
При отсутствии полном добра.
Баллада
Ну и что с того, что давным- давно
Королевство покинул Он?
Захватил самозванец старинный трон
Давным-давно.
Только все равно
Он вернется, мой славный Король!
Он вернется, конечно. Он мне обещал.
И меня не обманет Он!
Ну и что с того, что давным- давно
Все привыкли уже без Него?
И пали в бою паладины Его
Давным-давно.
Только все равно
Он вернется, мой славный Король!
Он вернется, конечно. Он мне обещал.
И меня не обманет Он!
Ну и что с того, что давным- давно
Предал я моего Короля?
И с тех пор мне постыла родная земля
Давным-давно.
Только все равно
Он вернется, мой славный Король!
Он вернется, вернется! Он мне обещал.
И меня не обманет Он!
Сказка
Мышонок без страха и без укоризны,
Сэр Рипичип покидает Отчизну.
По синему морю кораблик летит,
Нарнийский грызун у кормила стоит.
Он должен объехать волшебные страны,
Чтоб всем рассказать о победе Аслана!
Ликуй, Мумми-долл! Зазеркалье, сияй!
О Град Изумрудный, лучись и сверкай!
Играй, Лукоморье! Под дубом зеленым
Мышонок пирует с котищем ученым!
Заздравную песню мурлыкает кот.
Но долго ли, коротко ль – время не ждет.
И снова в поход отправляется мышка.
Прощайте, русалки! Привет, коротышки!
Но доктор Пилюлькин испуган и зол,
Велит он от бешенства сделать укол.
«Клинический случай! Горячечный бред!
Ни львов, ни колдуний, ни Нарнии нет!»
- «Не то чтобы нет,- заступается Знайка, -
Все это метафоры, символы, знаки
Реальности некой – хоть Лев, хоть Змея…
Он вправду взбесился! Спасите меня!!»
И впрямь Рипичип не на шутку взбесился,
Но славный свой меч осквернить не решился.
Сиропчик и Пончик воскликнули: «Ой!
Уж если посланец такой боевой,
То Лев-то, зверюга такой здоровенный,
Он нас, толстячков, разорвет непременно!»
А Винтик и Шпунтик подумали: «Ишь
Как складно болтает бродячая мышь!
Эх, нам бы твои бы, мышонок, заботы!
Кончай перекур. Продолжаем работу»
А Гусля, и Тюбик, и Цветик-поэт
Сказали религии твердое «Нет!»
Смиренье, трезвление, благоговенье –
Ну где ж тут свобода самовыраженья?!
А вот Торопыжка уверовал враз!
Молебны служил он уже через час!
Уже через два он с Авоськой подрался,
Поскольку заважничал и обзывался,
Сосудом греха Синеглазку назвал
И Цветика книжку в клочки разорвал!
Вконец ошалел неофит просветленный –
И был отлучен Рипичип изумленный!
Ну что мы за люди? Обидно ей-ей,
Ужель коротышки глупее мышей?
Но ты-то, хоть ты-то, мой бедный Незнайка,
Давай-ка не умничай, слушай давай-ка!
Щекою прижавшись к шинели отца –
Вот так бы и жить.
Вот так бы и жить – ничему не служить,
Заботы забыть, полномочья сложить,
И все попеченья навек отложить
И глупую гордость самца.
Вот так бы и жить.
На стриженном жалком затылке своем
Ладонь ощутить.
Вот так быть любимым, вот так бы любить
И знать, что простит, что всегда защитит,
Что лишь понарошку ремнем он грозит,
Что мы не умрем.
Что эта кровать, и ковер, и трюмо,
И это окно
Незыблемы, что никому не дано
Нарушить сей мир и сей шкаф платяной
Подвинуть. Но мы переедем зимой.
Я знаю одно,
Я знаю, что рушится все на глазах,
Стропила скрипят,
Вновь релятивизмом кичится Пилат,
А стены, как в доме Нуф-Нуфа, дрожат,
И в окна ползет торжествующий ад,
Хохочущий страх,
Что хочется грохнуть по стеклам в сердцах,
В истерику впасть,
Что легкого легче предать и проклясть
В преддверьи конца.
И я разеваю слюнявую пасть,
Чтоб вновь заглотить галилейскую снасть
И к ризам разодранным Сына припасть
И к ризам нетленным Отца!
Припавши щекою, наплакаться всласть
И встать до конца.
* *
Как неразумное дитя
Все хнычет, попку потирает,
Все всхлипывает, все не знает
За что отшлепано, хотя
Обкакалось – душа моя,
Не так ли ты сквозь слез взываешь
К Всевышнему и все не знаешь
За что так больно бьют тебя?
Блудный сын.
Ах, как вкусен упитанный был телец!.
И отер счастливые слезы отец.
И вот отоспался сынок наконец,
Отмылся от въевшейся вони.
И жизнь в колею помаленьку вошла.
И вставало солнце, ложилась мгла
Под скрип жерновов, мычанье вола,
Лай собак и псалтири звоны.
Вот и стал он позор и боль забывать,
И под отчей кровлей ему опять
Стало скучно жить и муторно спать…
Ой, раздольице, чистое поле!
Ой, вы дали синие, ой, кабаки!
Ой, вы красные девки, лихие дружки!
Не с руки пацану подыхать с тоски,
Ой, ты волюшка, вольная воля!
Ну, прости-прощевай, мой родимый край!
Батя родный, лихом не поминай!
Не замай, давай! Наливай, давай!
Загулял опять твой сыночек!
И - ищи ветра в поле! И след простыл.
Старший брат зудит: « А ведь я говорил!
Вот как он вам, папенька, отплатил!
Вы, папаша, добры уж очень!
Сколько волка ни кормишь – он смотрит в лес!
Грязь свинья найдет! Не уймется бес!
Да и бог с ним – зачем он нам нужен здесь?..
Пап, ну пап, ну чего ты плачешь?»
А и вправду на кой он Тебе такой?
Черт бы с ним совсем, Господь Всеблагой!
Черт бы с нами со всеми, Господи мой!
Мы, похоже, не можем иначе.
Вертеп
Впервые ребеночек титьку сосал.
И жвачку жевал медлительный вол,
И прядал смешными ушами осел,
А ребеночек титьку сосал
А Мама не видела никого,
Кроме родного Сынка своего,
И жвачку жевал медлительный вол,
И прядал смешными ушами осел,
А ребеночек титьку сосал.
А папаша ума не мог приложить,
Чем всех угостить, куда посадить,
А Мама не видела никого,
Кроме родного Сынка своего,
И жвачку жевал медлительный вол,
И прядал смешными ушами осел,
А ребеночек титьку сосал
Мохнатые шапки сжимая в руках,
Мужики смущенно толклись в дверях,
И папаша ума не мог приложить,
Чем всех угостить, куда посадить,
А Мама не видела кого,
Кроме родного Сынка своего,
И жвачку жевал медлительный вол,
И прядал смешными ушами осел,
А ребеночек титьку сосал
И волхвы с клубами пара вошли,
Подарки рождественские внесли,
И мохнатые шапки сжимая в руках,
Мужики смущенно толклись в дверях,
И папаша ума не мог приложить,
Чем всех угостить, куда посадить,
А Мама не видела никого,
Кроме родного Сынка своего,
И жвачку жевал медлительный вол,
И прядал смешными ушами осел,
А ребеночек титьку сосал
Хор ангелов пел в небесной дали:
«Слава в вышних Богу и мир на земли!
И в человецех уже никакой
Воли кроме благой!»
И волхвы с клубами пара вошли,
Подарки рождественские внесли,
И мохнатые шапки сжимая в руках,
Мужики смущенно толклись в дверях,
И папаша ума не мог приложить,
Чем всех угостить, куда посадить,
А Мама не видела никого,
Кроме родного Сынка своего,
И жвачку жевал медлительный вол,
И прядал смешными ушами осел,
А ребеночек титьку сосал
С Днем Рожденья Звезда поздравляла всех,
Но никто тогда не глядел наверх,
Хоть ангелы пели в небесной дали:
«Слава в вышних Богу и мир на земли!
И в человецех уже никакой
Воли, кроме благой!»
И волхвы с клубами пара вошли,
Подарки рождественские внесли,
И мохнатые шапки сжимая в руках,
Мужики смущенно толклись в дверях,
И папаша ума не мог приложить,
Чем всех угостить, куда посадить,
А Мама не видела никого,
Кроме родного Сынка своего,
И жвачку жевал медлительный вол,
И прядал смешными ушами осел,
А ребеночек титьку сосал.
А там, в Кариоте, младенец другой
Хватал губами сосок тугой,
А за морем там, далеко-далеко
Глотал материнское молоко
Тот, кто, дощечку прибив над крестом,
Объявит Его Царем!
Пес
1
Отец-пустынник, авва Ксафий, как-то рек:
«Собака более ценна, чем человек!
Во всяком случае, меня ценней стократно
Хвостом виляющий у конуры привратной
Блохастый пес, зане вполне владеет им
К Хозяину любовь. О если б с малым сим
Я был бы, Господи, хоть чуточку сравним!»
2
И Клайв Стейплз Льюис тож не пощадил людей,
Сравнив адамов род и сукиных детей.
В брошюре о псалмах он пишет, как похожи,
Людские домыслы о промышленьях Божьих
На размышления ретривера о том,
Чем занят Льюис сам за письменным столом,
Вместо того, чтобы пойти и погулять вдвоем!
3
Ей, Господи! Ей-ей!. Покойный Томик мой
Так живо мне меня напоминал порой,
Когда бессмысленно хитрил и притворялся,
Что не расслышал он команды, и гонялся
За течной сучкою, беснуясь и резвясь!..
А коль метафора сия для гордых вас
Обидной кажется, то, значит, в тыщу раз
4
Глупей вы глупых псов и злее злых собак!
Кинолог добрый наш вас не спасет никак!
Аз, сукин сын, готов без смысла и без меры
На порождения ехиднины, на Зверя
Багряного опять яриться и брехать,
Последней моською и лаять, и визжать,
И тут же - Боже ж мой! - позорно хвост поджать!
Дезертир
Бросив щит, сорвав мундир,
Я сбежал на этот пир.
Музы, Разум, игры, смех,
Хватит юных жен на всех!
Хватит хавки и вина!
Канонада не слышна.
И не так уж страшен Враг,
Как малюет Божий страх.
Да по мне фельдфебель-гад
Пострашней его стократ!
Может, и не Враг совсем
Тот, кто так потрафил всем,
Кто сулит свободу нам?
Спой же песню, Вальсингам,
Нам, которым мать родна
Предпоследняя война.
Технологии, стратегии и практики
С пафосом, с хаосом и с Дионисом
Логосу надо наставить рога,
Ну а потом уж представить Его
Дьяволом, ну а потом изгонять!
И больше никто нам не будет мешать
Жить-поживать да добра наживать!
Конспект
Участвуя в бахтинском карнавале
Я весь дерьмом измазан, я смешон,
Утоплен в этом море разливанном,
Утробою веселой поглощен,
Вагиною хохочущей засосан,
Я растворяюсь в жиже родовой.
Вольно же было молодцу без спросу
Внимать музыке этой площадной!
Блатной музычке, гоготу и реву,
Срамным частушкам уличных сирен,
Гуденью спермы, голошенью крови,
Вольно же было отдаваться в плен?
Вольно же было липкую личину
На образ и подобье надевать,
Отца злословя, изменяя Сыну,
Под юбкою Праматери шнярять?
Зачем же, голос мой монологичный
Так рано ты отчаялся взывать,
Солировать средь нечисти безличной,
На диалог предвечный уповать?
Бубни теперь, что смерть амбивалентна,
Что ты воспрянешь в брюхе родовом,
Что удобряют почву экскременты,
Что в этих массах все нам нипочем,
Что все равно… Не все равно, мой милый!
И смерть есть смерть, и на миру она
Не менее противна, чем в могиле,
Хотя, конечно, более красна.
Историософский центон
- Эй ты, кто там ходит лугом!
Кто велел топтать покос?!
Твардовский «Ленин и печник»
Всю тебя, земля родная
В белом венчике из роз
Исходил, благословляя,
К сожаленью, не Христос.
Нет, Христос, конечно, тоже
Обходил и этот ад,
Но сумняшеся ничтоже
Мы сказали: «Не формат!
Чересчур уж Он распят!
Чересчур уж в нищем виде,
Сын толпы и демагог!»
И вознесся медный идол.
Вот он, вот он русский бог!
Он идет державным шагом,
Машет он кровавым флагом!
Запирайте етажи!
Он в шинелишке солдатской,
С физьономией дурацкой…
Не отец ли это лжи?
Как же было нам не стыдно?
Почему ж нам не обидно?
Таракашке поклонились
И букашке покорились!
Вот в каком формате жить
Нам, похоже, надлежит.
Ой, ты горюшко-злосчастье!
Насекомым – сладострастье,
Ангел – Богу предстоит!
Ангел в светлой паутине
В золотой стоит овчине.
Шестикрылый серафим,
Заступись за нас пред Ним!
Шестикрылый серафим
И Саровский Серафим
Молятся за Русь святую,
Не убитую, живую.
Злой иноплеменный взгляд
Изменить я был бы рад,
Но сквозь мрак пустопорожний
Мне не разглядеть ни зги.
Что там в поле, Матерь Божья?
Матерь Божья, помоги!
Иконы РОСТА
Работа адова
Проделана уже.
Пропахшего ладаном
Прогнали взашей!
Чтоб месту святу
Пусту не быть,
Давайте, ребята,
Другому кадить!
Ты спросишь - служить кому?
Конечно, Дзержинскому!
Включайте телик!
Ликуй, Содом!
Железный Феликс
Назначен Христом!
КОРПОРАТИВНЫЙ ПРАЗДНИК
Но виноградари, увидевши сына, сказали друг другу: это наследник; пойдем ,
убьем его и завладеем наследством его.
Мф 21:38
Виноградари и виноделы!
Свободные труженики
свободного Вертограда!
Эван – эвоэ!
За истекший период
урожайность, к сожалению, несколько снизилась.
Нельзя отрицать и некоторого ухудшения
качественных характеристик
выпускаемой нами продукции.
Отрицательная динамика
не может нас не тревожить,
но –
Эван-эвоэ! -
вопрос о праве на землю
и вопрос о форме собственности
наконец-то положительно решены
и надлежащим образом
юридически оформлены,
Есть все основания надеяться -
Эван-эвоэ!-
на преодоление негативных тенденций
в самом ближайшем будущем!
Теперь наконец-то мы сможем
развивать хозяйство
на научной основе,
с привлечением самых передовых
и высоких технологий!
Отдел инноваций подготовил уже целый ряд-
Эван-эвоэ!-
интереснейших предложений!
Для их внедрения
Нам необходимы, конечно же,
крупные инвестиции,
но, дамы и господа,
но, товарищи дорогие,
уже достигнута договоренность
о продаже контрольного пакета акций
одному очень крепкому хозяйственнику!
Самому крепкому!
Настоящему Хозяину!
А теперь -
Эван эвоэ!
К столу!
Национальный вопрос
Некоторые утверждают,
Что жиды Христа распяли!
А другие им возражают:
Нет, не распяли!
Ну, как же «нет», миленькие?
Ну, конечно же, распяли!
И жиды,
И римляне,
И древние греки,
И англо-саксы, и галлы,
И незалежные хохлы,
И мирные вайнахи,
И тунгусы, калмыки,
И угро-фины, и грузины,
И, должен признаться,
Осетины
(Южные и северные),
И германцы
(Западные и восточные),
И афроамериканцы,
И прочие американцы,
И т,д, и т.п.
И даже -
Только поймите меня правильно -
Ей-богу,
Даже русские!
И даже
Церковнославянские!
Впрочем, равно как и ватиканские!
Про нас всех это и писано -
«Кровь его на нас и на детях наших!»
Для нас всех это и сказано -
«Сие есть Кровь Моя
Нового завета,
За многих изливаемая».
* * *
Разогнать бы все народы,
Чтоб остались только люди,
Пусть ублюдки и уроды,
Но без этих словоблудий!
Но без этих вот величий,
Без бряцаний, восклицаний!
Может быть, вести приличней
Хоть чуть-чуть себя мы станем?
Скучно пусть и одиноко,
Пусть уныло и постыло –
Только бы без чувства локтя,
Без дыхания в затылок!
* * *
Господь мой и Бог мой! Внемли
Молению гласа моего!
Просвети мой жалкий разум,
Усмири мою наглую душу!
Ведь Ты же помог мне тогда
Перестать ненавидеть и презирать
Тех убийц и ублюдков,
Что взорвали Твой Храм,
Христос мой Спаситель!
(Ведь не сам же я вдруг оказался
Таким умным и добрым!)
Почему же сейчас
Я не могу видеть -
Ну просто совсем не могу!-
Лица тех, кто старательно
И в рекордные сроки
Восстановил этот Храм,
Кто стоит там на Пасху
Со свечечками?
Так благолепно, так…
О Господи!
Прости меня, Господи!
Заступись за меня,
Царица Небесная!
* * *
Папиросный дым клубится.
За окном – без перемен.
Разум, разум, бедный рыцарь,
Не покинь меня во тьме.
Опускай забрало к бою,
Пусть они не видят глаз.
Проиграли мы с тобою,
Протруби в последний раз.
Чтоб, заслушав зов прощальный
И понявши кто кого,
Помянул Король печальный
Паладина своего.
* * *
Увы! Гип-гип-увы! Крепчает безнадёжность,
Печорин чо ли ты? А может, Чайльд-Гарольд?
Хорошенькую ты себе надыбал роль!
Глядишь, вот так займешь и швабринскую должность.
Вполне реальна днесь подобная возможность.
Увлекшись вот такой паскудною игрой,
Пал не один уже лирический герой,
Утратил не один проектную надежность.
А Враг уж в крепости. Влекут к ответу бар.
Ваал акбар! Ваал воистину акбар!
И вот кричат «Ура!» и чепчики бросают
За мельницу уже, теряют всякий страх.
Единственное, что пока еще спасает –
Решимость наглая остаться в дураках.
* * *
Плохо тебе, плохонький?
Гадко тебе, гаденький?
Страшно тебе, страшненький?
Мало тебе, маленький?
Мало тебе?!
Хочешь еще?!
А не слабо тебе, слабенький?
А вот нисколько не слабо!
Бог судья нам, видит Бог,
Что, какой бы ни был я,
Я – частичка бытия!
Ну а ты-то, ты-то кто,
Обнаглевшее Ничто?
Пусть я плохонький такой,
И бессмысленный, и гадкий,
И лежащий под тобой
На обеих на лопатках –
Я-то все-таки живой!
Ты же – вовсе никакой!
И плевать мне, что изрек
В «Опытах» Мельхиседек!
Запретил мне верить Логос,
Что ничтожество есть благо!
Мало, мало, мало мне!..
Да и страшно не вполне.
Дразнилка
Лучезарный Люцифер
Совершенно обнаглел!
Но архангел Михаил
Хулиганство прекратил.
Вображала хвост поджала,
К нам на землю убежала!
Из надмирных горних сфер
К нам свалился Люцифер
Но и с нами он опять
Стал в царя горы играть!
Всех столкнул и занял он
Самый-самый высший трон.
Шишел-мышел в князи вышел!
«Кто меня сильней и выше?!
Высоко сижу,
Далеко гляжу -
Ни единого
Высшего
Не нахожу!»
Но нашелся один
Человеческий Сын,
Он поднялся повыше его!
Так высоко-высоко,
Так высоко,
Что уж выше и нет ничего!
Он поднялся
На высоту Креста,
А тебе не прыгнуть выше хвоста,
Лучезарный, мятежный дух,
Повелитель навозных мух!
Полетел
Люцифер
Вверх тормашками
Во помойную яму с какашками!
А кто с ним якшается,
Тот сам так называется!
Теодицея
Иван Карамазов, вернувши билет,
В свой час отправляется на тот свет.
Прямиком направляется Ваня в ад,
Но старый знакомец ему не рад.
Говорит Карамазову старый бес:
«К сожалению, место твое не здесь.
Я б тебе показал, как нос задирать,
Но тебя не велено к нам пускать.
Quel scandale, Иван Федорыч, quelle surprise!
Атеист отправляется в Парадиз!»
И несут его ангелы к Богу в рай,
И Петр говорит: «Ну, входи, давай!»,
Но, блеснувши стеклышками пенсне,
Говорит Карамазов: «Позвольте мне
Самому решать, куда мне идти!
Мне противно в обитель блаженства войти,
Когда там, на земле, мученья одне,
Когда гибнут во страхе, в огне, в говне
Ладно б взрослые – дети! Они-то за что?!
Как Ты смотришь на это, Иисус Христос?
Как Ты нам в глаза-то смеешь смотреть?!»
И тогда Магдалина, не в силах терпеть,
Заорала: «Ты что - совсем очумел?!
Да ты с кем говоришь-то?! Да как ты смел?!
Как же можно так не понять ничего?!
Да, взгляни, белоручка, на руки Его!»
И долго ее усмирить не мог
Распятый за Ваню Бог.
* * *
Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Ты не жди, петушок, до утра.
Сквозь кромешную тьму
Кукарекни ему,
Пожалей ты беднягу Петра!
Петушок, петушок,
Он совсем изнемог.
Тьма объяла земные пути.
Кукарекнуть пора,
Ибо даже Петра
Только стыд еще может спасти.
Разбойник
«Что ж он, сука, так орет?!
Прямо зло меня берет.
Коль умел ты воровать,
Так умей ответ держать!
По-пацански подыхай!
Западло весь этот хай.
Взял бы хоть пример с него,
Парня бедного того.
Этот странный фраерок
Нас покруче, видит бог!
И совсем уж западло
Хохотать ему назло!
Мы-то хоть пожили всласть,
Можем с музыкой пропасть,
Ну а он совсем не то,
Пропадает ни за что.
Ужас видеть, как его
Измудохали всего,
Как куражились над ним,
Агнцом бедненьким таким,
В эти праздничные дни…»
Вслух же рек он: «Помяни
Мя во Царствии Твоем!»,
Сжалившись над парнем тем.
И тогда Спаситель мой
Еле слышно, чуть живой
Отвечает блатарю:
«Будешь днесь со мной в раю!»
* * *
Как же было нам не обозлиться?!
Рядом с Ним расселись беспардонно
Мотя из налоговой полиции,
Магда из массажного салона!
Как же нам не предпочесть Денницу
Плотницкой компании хваленной –
Мотьке из налоговой полиции,
Машке из массажного салона?!
Ведь и в этой чертовой провинции
Мог бы выбрать Флавия, Филона,
Хоть Варраву – все ж не из полиции
И не из массажного салона!..
Я воображаю наши лица
В Судный день, когда, поправ законы,
Рыболов, и мытарь, и блудница
Воссияют у Господня трона.
Притча о неисповедимости путей
Большинство людей
Неприятно на вид!
И на слух, и на нюх, и на ощупь.
Только я-то - конечно же! - из меньшинства
И приятен во всех отношеньях!
Так я искренне и простодушно считал,
Надмевался в бесстыжей гордыне!
Так во скверне греховной я жил-поживал,
Пол-двадцатого века, дурак и нахал,
Я губил свою душу… Но ныне!
Ну а ныне ты мне
Объяснила вполне
И во всех отношеньях возможных,
Как же я неприятен и ложен!
Что ж, выходит, спасибо я должен сказать
Той, которая… слов не могу подобрать,
Чтоб как следует охарактеризовать
Поведенье твое… Ну, спасибо!
Ну, спасибочки! Ты мне открыла глаза,
И теперь в них сияет смиренья слеза -
Сквозь нее моя бедная рожа
С большинством подавляющим схожа!
С твоей легкой руки
Я давно не горжусь,
А когда погоржусь –
Моментально стыжусь!..
Что ж выходит?
Кто любит – тот губит?
А духовно как раз возрождает
Тот, кто мучает и обижает?
Кто куражится и издевается?!
Интересно-то как получается!
И когда по утрам на себя я смотрю,
Я тебя понимаю и благодарю!..
Так что дай тебе Боже
Того же!
* * *
Отольются кошке
Мышкины слезки,
Отольются мышке
Хозяйкины слезки,
Хозяйке отольются
Склоки с соседкой,
Соседке отольются
Измены мужу.
Все нам отольется,
Грубым и глупым,
Столько слез прольется –
Мир захлебнется!
Влагою соленой,
Горючими слезами
Смоются, наверно,
Наши нечистоты.
Солнце воссияет
Над гладью лазурной,
Ну как в «Переландре»
У Льюиса, помнишь?
В этом синем море,
На этом просторе
Станем мы плескаться,
Как рыбки золотые!
Рыбки да мышки,
Кошки да соседки,
Мужья да собачки…
Господи помилуй!
Рождественская песнь квартиранта
Дхнул Борей во мраке нощи.
В льдяных ризах бледны рощи.
Мраз тепло похитить хощет.
Мещет искры снег.
Тише, тише, спи, Милена,
Не кручинься, драгоценна,
Прелестьми твоми плененный
Я на ложе нег.
Спи, Милена, спи, драгая,
Не гляди сквозь слез, вздыхая,
Вся натура засыпает.
Спи, дитя утех.
Нам заутра разлучаться.
Спи, Лилета, может статься,
Не встречаться ввек.
Судьбы нам велят расстаться,
Спи, сестрица нежных граций.
Ах, наш срок истек!
Млеко с розами на лике,
Игры, смехи, сладки миги,
Для чего красой толикой
Ты меня даришь?
Для чего очес блистанье,
Дивных персей трепетанье,
Если ясно нам заране –
Все мгновенье лишь?
О престань, престань, Лилета!
Спи, лобзаньями согрета,
Люту грусть утишь!..
Чу, сирена воет где-то,
Но уже ты спишь…
Два призрака одинаких,
Смерть и Время, дщери Мрака,
Чрез окно вперили зраки
Прямо в нас с тобой!
О, коль страшен глас Эреба!
О, коль хладны своды неба!…
К Преломляющему Хлебы
Я припал душой!
Преломляющего Хлебы
Я молю иного неба
И земли иной!
Но уже скребет татарин
В льдяных ризах тротуары.
Гимн по радио ударил
За моей спиной.
Спишь ,сопишь, моя Милена,
Одеялом облачена,
Членами со мной сплетена,
Ангел мой златой!
Лифт уже во тьме грохочет.
На исходе этой ночи
Я смыкаю злые очи.
Хватит, Бог с тобой!
Полно плакать и бояться,
Лучше снова лобызаться,
Нежной страсти предаваться
Станем вновь с тобой!
Хватит нам с тобою хлеба,
Хватит ледяного неба
И матраца на потребу
Слабости земной!
И одной моей подушки,
Теплой заячьей норушки,
Спрячь под одеяло ушки.
Видишь – свет какой!
В Кане Галилейской Пушкин
С бакенбардами и кружкой
Средь гостей сидит!
И такое молвит слово,
Так он говорит:
Выпейте вина живого
Из подвалов Всеблагого
И не бойтесь ничего!
В брачные одежды снова
Облекитесь, что ж такого?
Положитесь на Него!
Вся натура тихо дремлет.
Смерть ее крылом объемлет.
Время хладное в сем мире
Надо всем царит.
Но пиита снова внемлет
Гласу ангельскому, сиречь
Пенью аонид!
Как тепло на сей подушке
Со любезною подружкой,
То угодник Божий – Пушкин –
Ай да сукин сын!
Нам протягивает кружку
Драгоценных вин!
И вотще Борей ярится –
В горло сжатое струиться
Обращенная водица
Светлых Именин!
* * *
Престарелый юнкер Шмидт
В зеркало глядит.
Сам себе он говорит:
«Это что за вид?!»
Вынимает пистолет
Он на склоне лет,
Чтоб Творцу вернуть билет.
- Нет, мой милый, нет!
Дорогой, честное слово,
Это глупо и не ново,
Некрасиво, нездорово!
Ты же офицер!
Верь, дружок календарю!
Погляди на Деларю –
Он, хотя и камергер,
Подает пример!
Ты же не какой-то штатский!
Брось свой пистолет дурацкий!
Ус расправив залихватский,
Выгляни в окно –
Сквозь метели свистопляску
Едет мальчик на салазках,
Без причины, без опаски
Лыбится смешно!
Дело в том, что скоро Пасха!
Ну, ей-богу, скоро Пасха!
Сплюнь три раза, вытри глазки!
Смирно!
Шаго-о-ом
арш!
Новобранец
Не вздумай косить от службы!
Вставай в поредевший строй!
Забудь, что только руины
Лежат за твоей спиной!
Забудь эту чушь и ересь,
Забудь этот вздор, солдат,
Не варварский и не верный,
А просто трусливый взгляд!
Пусть враг хитер и коварен
И, в общем-то непобедим, -
На там, за спиной, не руины,
Пока мы еще стоим.
Иные Ему изменили.
Да плюнь ты на этих иных!
Да лучше у нас быть салагой,
Чем стать генералом у них!
Да плюнь ты на эту погибель,
На эту вселенскую мразь!
И пусть Князь этого мира
Из князей вернется в грязь!
Пусть только на эту минуту,
Пускай на минуту лишь,
Пока ты стоишь, солдатик,
Пока ты еще стоишь!
Не смей же косить от службы!
Шестая поет труба.
И там, за спиной, не руины –
Отеческие гроба!
* * *
На полном серьезе
Со скрытой угрозой
Отвечать на вопрос «Что есть истина?» -
Это значит курьезно,
Одиозно, безбожно
Уподоблять себя Иисусу Христу!
Но и с усмешкою лживой,
Горделивой, глумливой
Задавать этот самый вопрос –
Это значит блудливо
И, по сути, трусливо
Уподобляться Пилату!
(Который, конечно,
Уж совсем не такой симпатичный-трагичный,
Как в «Мастере и Маргарите»)
Так что сами смотрите.
Я же советую молча
Помнить и знать,
Что вопрос этот не риторический,
Хоть давно он уже не стоит на повестке
Очередного симпозиума
Культурного нашего сообщества.
Сельское кладбище
Как странно, что все мы смертны,
А что бессмертны – странней,
И что существуют черти,
И нет никаких чертей.
И Бог, как гласит наколка,
Не фраер и все простит,
Поставит на вид и только,
Как дедушка, пожурит.
С одной стороны, конечно,
Наколка эта верна.
Но знаю аз, многогрешный,
Иная есть сторона.
Что это – соблазн и ересь,
Любой растолкует поп,
Но как же бы мне хотелось
Чистилище было чтоб!
- Так, веря-не веря чуду,
По кладбищу я гулял.
Погожий денек безлюдный
Сиял, стрекотал и врал,
Что вечен покой кладбища,
Что все еще не пора,
Что лет остаются тыщи
До радостного утра.
Молитва
Господь мой, в утро Воскрешенья
Вся тварь воскликнет: «Свят, свят, свят!»
Что ж малодушные сомненья
Мой мозг евклидов тяготят?
Я верю, все преобразится,
И отразишься Ты во всем,
И весть патмосского провидца
Осуществится, и добром
Исполнится земля иная,
Иное небо! Но ответь,
Ужели будет плоть святая
И в самой вечности терпеть
Сих кровопийц неутомимых,
Ночных зловещих певунов,
Бесчетных и неуловимых –
Я разумею комаров?
Ужели белые одежды
И в нимбе светлое лицо
Окрасят кровию как прежде
Летучих сонмы наглецов?
И праведник, восстав из гроба,
Ужель вниманье отвлечет
От арфы серафима, чтобы
Следить назойливый полет?
Средь ясписа и халкидона
Ужель придется нам опять
По шее хлопать раздраженно
И исступленно кисть чесать?
Что говорю?! О Боже правый,
О поядающий огонь!
Конечно, Ты найдешь управу
На комара, и сгинет он!
Бесчисленные вспыхнут крылья
Бенгальским праздничным огнем
И, покружившись, легкой пылью
Растают в воздухе Твоем.
И больше никогда, о Боже,
Овечек пажити твоей
Не уязвит, не потревожит
Прозрачный маленький злодей.
Аминь. Конечно, справедливо
Сие возмездье. Но прости,
Я возропщу! Они ж красивы!
Они изящны и просты!
Клещи, клопы - иное дело!
Глисты – тем более, Господь!
Но это крохотное тело,
Но эта трепетная плоть!
И легкокрылы, длинноноги,
И невесомы, словно дух,
Бесстрашные, как полубоги,
И тонкие, как певчий слух,
Они зудят и умирают,
Подобно как поэты мы,
И сон дурацкий прерывают
Средь благодатной летней тьмы!
Их золотит июньский лучик,
Они чернеют, посмотри,
На фоне огнекрылых тучек
Вечерней шильковской зари!
Так если можно, Боже правый,
Яви безмерность сил Твоих -
В сиянии небесной славы
Преобрази Ты малых сих!
Пусть в вечности благоуханной
Меж ангелов и голубей
Комар невинный осиянный
Пребудет с песенкой своей!
Меж ангелов и трясогузок,
Стрекоз, шмелей и снегирей
Его рубиновое пузо
Пусть рдеет в вечности Твоей
Уже не кровию невинной,
Но непорочным тем вином,
Чей вкус предчувствуется ныне
В закатном воздухе Твоем!
Конец
| 
Статьи -> Книжная полка -> Тимур Кибиров: Греко- и римско-кафолические песенки и потешки. 1986 - 2008
