«Всё из-за этого интернета, не надо было сидеть так долго, до полуночи, вчера»,- думалось отцу Алексею невесело. «Служить нужно с утра, так и молился бы лучше, нечего искать впечатлений на свою спину». Растревожило душу посещение сайта www.odnoklassniki.ru. Общаться с друзьями по школе давно стало приятной потребностью. Уже обсуждалась встреча по поводу двадцатилетия окончания школы. Но вот вчера накопал себе отец Алексей однокурсников по семинарии, тут-то его и подкосило.
Всё же невольно сравниваешь себя с другими, успехами охота поделиться, достижениями. С одноклассниками, живущими в миру, сравнивать особенно было нечего, жизнь-то другая у них. А те, с кем делил комнату в общежитии Лавры, охотно выставляли довольные фотографии округлых животов с золотыми крестами, благолепных храмов и благосклонных владык. Не отставали они и в посещении заграницы, курортов и городов дальних, перечисляли марки авто и этажность домов. Преуспевали и способные в учении, окончившие потом Академию, и заведомые троечники, ставшие продвинутыми благочинными и строителями церквей.
Чувство, овладевшее отцом Алексеем, не было завистью. Скорее то можно назвать комплексом отличника, желавшего хорошо выполнять задание и угождать учителям. В школе помогал такой настрой добиваться высших оценок, в семинарии тоже находил он нужные темы, чтобы быть на виду у преподавателей. Но вот уже 15 лет служил он на сельском приходе, обременённый детьми и заботами житейскими. Встретив свою будущую матушку, Алексей прежде всего старался добыть место для рождения и воспитания детей, достигших со временем количества трёх. И, кроме как детками, похвастаться ему было нечем. А чего тут удивительного, у иных было шесть воспитанных девочек в платочках и мальчиков в стихарях.
- Не накопил себе на жильё. Живу в церковном доме, того гляди, выселят при переводе на другое место. Все люди как люди, имеют недвижимость какую ни то, ремонтируют, евроокна вставляют, пластиком отделывают. А я строил-строил, и чего построил? Переделал кинотеатр в храм, так в епархии до сих пор смеются: «Чего, всё в своём кинотеатре служишь?» Киномеханик Борода, ё-моё. Нет тут ни золотых куполов, ни колокольни. Народ и то ропщет, мол, неблагодатно молиться там, где пели и плясали. А мне куда деваться, владыка дал указ – вот и служу. И дома нет своего, строил горбом церковный домик на пустом месте, сколько трудов перенёс, а кому построил? Не себе, хоть и живу здесь. Стыдно, уже под сорок лет, а жилья своего нет. Приход дальний, от цивилизации отвык, сколько уже не был в театре или на концерте. Дети растут – «деревня». Оно конечно, еды здесь много, экологически чистой, но где развитие, перспектива? Село вымирает, молодые уезжают в Москву зарабатывать деньги. И я ведь мог пристроиться в столице, предлагали даже приход и ходатайство у патриарха. Нет, отказался, пошёл на поводу у матушки своей, захотелось ей, видите ли, в село, ближе к народу и земле. Будто бы на даче не могла посадить эти огурцы-помидоры?
Такие вот «хананейские мысли» овладели отцом Алексеем полностью в субботнее утро. И хотел он бороться, да не мог, жалость к себе, ощущение понапрасну проходящей судьбы, упрёки себе самому затопили разум.
- Живём вдали от родителей, а мать уж на пенсии, скучает. Конечно, может, и к добру то, отношения ведь недоброжелательные ни с тёщей, ни со свекровью. Почему у других бабушки такие добрые, любят внуков, сидят с ними, нормально общаются с молодым поколением? Наши же думают только о себе, детей мы сами с матушкой вытягивали, помощи не видели вовсе. Да какая помощь, лишь бы не упрекали, а то вечно недовольны нашей жизнью. Всё мы делаем не так, по их мнению, и женились-то понапрасну друг на друге…
Поморщился отец Алексей, вот этой темы лучше бы не затрагивал в беседе сам с собою, по дороге в храм. Любил он свою матушку, ничего не скажешь, и старался угодить ей всячески. Много они перенесли трудностей, всегда держались вместе, не разлучаясь, делясь самым сокровенным. Пришлось употреблять тут прошедшее время. Кризис взаимопонимания, усталость от второй половины, холодность, молчание подолгу и слёзы в подушку его жены, - вот реальность и настоящее его брака. Кто виноват?
- Мы равномерно надоели друг другу. Зря я женился на ней, может, мать и права была всегда. Теперь не исправишь никак, а ведь ещё молодой я, за что мне жить без любви в семье?
Представилось ему, что давным-давно упустил он свою настоящую Любовь, не распознав. И живёт она своей, отдельной жизнью, не достигнешь - не возьмёшь.
- А моя жизнь – жестянка и ну её в болото. Шутки всё тёмные какие-то у меня, давно таким злым не был, ну как теперь служить? Блин, как же всё достало! Где утешение? Дети и те не радуют, тройбаны носят, учиться не желают. Совсем не в меня пошли. Да и то, сам от ума много радости получил? Горе от ума. Владыка покойный говаривал мне: «Меньше бы ты читал!» А нынешний откровенно не жалует, колет при всяком удобном случае, трудновато мне служить в епархии. Никогда не умел находить общий язык с начальством, смирялся, старался, но делал по-своему. Получал по шапке всю дорогу за это. Кстати, о шапке. Награждали когда камилавкой, покойный ныне владыка сказал после службы народу, указывая на меня: «Видите, как молодой священник рад? Ласка и кошке приятна». А я чуть сквозь землю не провалился. Кошка! Награда называется! Отвратна после того мне тесная красная кастрюля. А следующей наградой будет крест намогильный, с украшениями в виде венков.

Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Злые, тёмные мысли овладевали им. Не радовала и привычная дорога до храма, под осенним небом, сквозь золотые кроны берёз. Ударил первый серьёзный морозец и ледяное стекло вдребезги лопалось под ногами. Особенно глубокая и обширная лужа преграждала путь. Разозлившийся на весь мир отец Алексей упрямо пошёл по середине её. «Пусть провалится лёд, ноги промочу, наплевать». Желание сделать что-то демонстративное и глупое нашло выражение в твёрдых шагах. Ледок затрещал, подался вниз, пустил языки холодной воды… Но не лопнул, выдержал чудом каким-то, к досаде даже отца Алексея.
Те же самые бабки, те же разговоры и вопросы. Кто где умер, кто заболел, вот что интересовало церковный люд. «Старость, уныние, болезнь. И размягчение мозгов. Вот столпы моего прихода», - думал настоятель, пробираясь к алтарю, где мечтал скрыться от прихожан, утаить от всех свои злые мысли. Он теперь был как тот батюшка из «Современного патерика», ненавидевший людей. Ну всё раздражало, всё! Аж до слёз. Взгляд в алтарное зеркало обнаружил там угрюмого, заросшего волосами и бородой, голодного волка. «Тамбовский волк теперь тебе точно товарищ». Но надо служить, облачаться, возглас давать. Поехали!
Муть в душе не улеглась, притихла только, и выдавала новые пёрлы.
- Какого фига я тут служу? Недостоин же вовсе, вон дела какие наделал и каяться не желаю. Ну не могу осуждать себя, а ведь нарушение канонов и безнравственность. Урод, должно быть, я. И веры мало. Сомневаюсь в бессмертии души, маюсь над риторикой богослужебных текстов. Положено попу верить без рассуждений, а я всё мыслишки свои жую, погибель от них одна. В то время, когда рукополагался, нужны были служители, на безрыбье и рак – рыба, а сейчас мне бы уйти в сторону. Молодых полно, способных, умных, с желанием угождающих начальству. Вот брошу служение и будет мне хорошо. Да-да! Устроюсь на мирскую работу, не станет прессинга епархиального, рабства векового. И честнее будет перед Богом, никудышный же я священник. Никому не помогаю, к добру не веду. Живу без всяких усилий, только отпевай да крести, вот и вся нужда в тебе. Кого к вере привёл за 15 лет служения? Никого. Ослаб уже, вот и воскресную школу вести не могу, от уныния забросил её. Статьи в газету не пишу, по школам не езжу. Проповеди и то стали дубовые. Раньше, бывало, блистал, как сказану - аж самого в слезу прошибает. Честно: неплохо говорил. А теперь устал, мямлю муть всякую. Внутри я сгнил и надо сделать выводы, уйти за штат.
Представилось ему будущее с работой где-нибудь в магазине охранником. А что? Ведь главное: совесть чиста, не своё место не занимаешь. Успокоительный такой голосок шептал, уговаривал. Когда пошёл кадить по храму после проскомидии, припоздавшие прихожане просили благословение. Так бывало часто, но сегодня ему надоело перекладывать кадило в левую руку и, скрипя нетерпеливо зубами, крестить тёмные платки. Отвернулся и пошёл быстро вдоль стен. «Злой я, неужели не ясно?» - подумалось раздражённо.
В алтаре Христос над жертвенником страдальчески созерцал Чашу в руках ангела. На Горнем месте был образ Воскресения Христова, над ним окно, выходившее на высокий тополь. Повыше окна большая икона Тайной вечери, стол уставлен, Иуда с кошельком, Спаситель смотрит вдаль… Стоя за престолом, отец Алексей наблюдал эти образы и вид из окна. Менялось освещение, низкие тучи разошлись, появилось солнце. Природа становилась частью храмового убранства, проникая в окна, слепя задорно глаза, играя пылинками в жёлтом луче. Остатки листвы слетали под порывами ветра, тополь качал ветками, словно воздевая руки к небу. Невольно залюбовался отец Алексей.
- Природа ведь первый храм Божий, красивый изначально, по слову Творца «хорошо весьма», из первых строк Библии о творении мира. Вот послужить бы литургию как-нибудь в лесочке, на пеньке. Или посреди южной степи нашей, чтобы травы кланялись и цветы служили ладаном.
Повернувшись для благословения к народу сквозь Царские врата, отец Алексей подивился перемене в храме. От яркого солнечного света заиграли оклады на иконах, отливая золотом. Даже хор, унылый от старости, приободрился и выдал нечто довольно гармоничное. Строй святых ликов по стенам храма был как ряды янтарных сосен в родном ему северном крае, где песок и хвоя, где озёра и леса.
- А ведь и верно, храм тоже часть природы, только являет нам невидимое, присутствие духовного в окружающем мире. Как в райском саду, мы здесь в окружении святых. Оживём когда после воскресения всеобщего, тогда не нужны станут храмы, а между небом и землёй будем славить Создателя нашего. Тогда и служители ни к чему будут, все станут равные и радостные. Всё, уйду обязательно.
Подошла и Херувимская. «Никто же достоин… служити Тебе, Царю славы», - твердил отец Алексей. «Молю Ти ся, да не отвратиши лица Твоего от мене…» Подняв руки ввысь, он молился, отвернувшись от немирности своего сердца. Главный момент службы заставил вытянуться по стойке «смирно», ведь воспоминается Тайная вечеря Спасителя и Его учеников.
- Как они ужинали радостно, так светло. Добрая икона. Как древние герои в Валгалле, собравшись, вкушают и беседуют о судьбах мира. Царство Небесное частенько сравнивается с пиром, с брачным торжеством. Вот бы мне так, сидеть, полулежать, смотреть на Него и слушать. Без упрёков и сожалений.
« Яко да человеколюбец Бог наш». «Сподоби нас причаститися небесных тайн». «Не в суд или во осуждение». Слова лились ручьём очищающей прозрачной влаги. «Святая – святым».
- Какой я, нафиг, святой?..
Выйдя на солею, поклонился и попросил прощения у прихожан. Глухо ответили: «Бог простит». Он причащался со сжатым сердцем, как преступник, дерзкий от отчаяния. Дробил частички и вдруг смешно подумал: «Мы, священники, как официанты в кафе. И приготовим, и разделим, и с ложечки подадим, и даже посуду помоем. Приходите только причаститься, и корова и волчица». Усмехнулся. На душе поспокойнело. Достигла завершения литургия. Давая крест, он кропил святой водой. Юродствующая Петровна заголосила: «Ой, чего ж так мало мне досталось, ну две капельки, батюшка-а?» Он щедро окатил её, зачерпнув со дна чаши. Петровна охнула, застыв на месте, и заулыбалась. «Приколистка, ёлки-палки», - думал отец Алексей, посмеиваясь и заходя в алтарь. Усатый алтарник истово кланялся алтарю на прощание. «Прям как николаевский кавалер, красавец дед»,- залюбовался настоятель. Храм опустел. Разоблачаясь, он почувствовал вибрацию мобильника в кармане. Пришла поздравительная sms. Улыбка уже не покидала его лица. По старому обычаю, уходя, он целовал престол, приговаривая: «Слава Богу за всё: и за скорбь, и за радость».
Провожали его, как старого знакомого, иконы Серафима Саровского с медведем, блаженной Ксении Петербургской, святителя Питирима Тамбовского. Золотые оклады блистали. То отпускал на время его привычный рай, с небожителями и особыми переживаниями алтаря. Терапия прошла успешно, незаметно, нелогично. Как обычно. Бывало и раньше у него, придти в храм с унынием и ропотом, а выйти с улыбкой. Суть такого переворота была ему неведома. Но без света алтаря жить он не мог, потому и забыл благополучно про уход заштат. С крыльца храма открылся вид на ярчайшее синее небо, жёлтую листву на кронах и земле, белые стволы берёз в парке.
- Хорошо-то как! Красота. Вот бы сейчас умереть и не жаль будет. Прямо танцевать охота. Только нет партнёрши нужной. Ну ничего, послезавтра матушка приедет, мы с ней и станцуем, тряхнём стариной. Именины благочинному на той неделе, пойду куплю подарок. Он хороший мужик, не вредный, надо поздравить, как положено.
Лужа налилась прозрачностью, лёд стал зернистым, но таять не собирался. Посмотрев-поглядев, с лёгкой усмешкой отец Алексей не пошёл прямо, а двинулся, напевая ламбаду, в обход. Впереди у него предстояло множество таких суббот, тысячи полторы, до ухода в золото и лазурь.

Отговорила роща золотая
Березовым, веселым языком…

ЖЖ батюшки