Услышать об одном из самых удивительных доказательств существования Бога пришлось мне во время пребывания в больнице. Однако речь идет вовсе не о чудесном исцелении.
Но – по порядку. Года четыре назад случилось мне проходить лечение в проктологическом отделении городской больницы. Было подозрение на опасное для жизни заболевание, которое, слава Богу, не подтвердилось. Однако операцию пришлось делать.
Любая больница - средоточие боли и скорби. Но проктология – и в общем окружении - выделяется своей тягостностью. Вообще, считается, что проктология и гнойная хирургия - самые тяжелые хирургические специализации. Как для врачей, так и для больных. И не случайно в нашей больнице проктология и гнойная хирургия находятся на одном этаже, числятся одним отделением, и имеют одного человека заведующим – доктора Ведяпина Валерия Александровича. Замечательный, нужно сказать, человек – прекрасный специалист, интересный собеседник.
Итак, поместили меня в двухместной палате проктологического отделения. Началась подготовка к операции. Флегматичные коренастые медсестры с замечательным бесстрастием производили «вводные» процедуры. Веселые поварихи раздавали оперированным в алюминиевые миски гороховую кашу (!!!) Туалетные комнаты функционировали в качестве пыточных камер. По кабинетам и палатам то вскрикивали, то протяжно голосили больные. Ведяпин проплывал сквозь вязкую среду боли и стыда как небожитель – средоточие надежды и спокойствия. Блестящий хирург, хороший администратор. Он делал все возможное для исцеления болящих, однако многое – прежде всего, финансирование больницы – было вне его власти. Но он лечил, что же еще?
И вот операция назначена – на завтра. В палату заходит высокая, молодая, красивая женщина в идеально свежем врачебном облачении. Представляется: «Я врач-анестезиолог. Будем готовить Вас к операции». Судя по всему, важнейшую роль анестезиолога она совмещала с обязанностями психотерапевта: утешить и ободрить. Ей это удавалось хорошо – пред лицом такой красавицы не лучиться оптимизмом было невозможно. Итак, к операции готовы.
День настал. В урочное время сестры заводят больного (то бишь меня) в предоперационный бокс, выдают соответствующее облачение. В странном виде некоторое время сижу на скамеечке. Вызывают. В просторном зале присутствуют Видяпин, красавица-анестезиолог, медсестры. Начинается процесс анестезирования. Но чувствую – в воздухе веет какой-то неуверенностью; как оказалось, доктора сомневались в возможности эффективно обезболить человека таких габаритов. Однако – что делать? - приступают. Я сажусь на низкий столик, и максимально склоняю голову к коленям – спина колесом. А тут нужно пояснить некоторую анатомическую подробность: у меня позвоночник весьма углублен по отношению к плоскости спины – это наследственное. Так что мое «сворачивание колесом» не очень-то помогает. Красавица за моей спиной вздыхает, шепчется с медсестрой, ощупывает каньон позвоночника. В конце концов, вводит иглу. Одна, попытка вторая. «Больно? Что чувствуете?». Еще одна попытка, игла идет как нужно. Анестезиологический раствор вводится в спиной мозг. Ноги начинают неметь. Я говорю об этом врачу.
Сзади облегченный вздох. «Слава Богу», и – приподнято: «Вот видите, ЕСТЬ БОГ НА СВЕТЕ!»
Вот так. Я умилился.
Между тем, уложили меня на стол, и Валерий Александрович принялся за работу. Однако приключения с анестезией на том не закончились. Стандартная процедура с маской и усыпляющим газом не удалась – я только несколько взбодрился. Анестезиолог ввела мне в вену иглу, и поставила капельницу с еще каким то усыпляющим препаратом. Не действует. Через трубку капельницы шприцем вводят дополнительные дозы. Продолжают прижимать к лицу маску. Мене становится совсем весело, начинаю живо интересоваться всем происходящим вокруг. Обсуждаю с Ведяпиным ход операции. Особенно интересно стало, когда на соседний стол уложили какую-то дамочку, и второй хирург принялся её оперировать. А я - его «консультировать».
Но все когда-то заканчивается - окончилась и моя операция. Переложили меня на каталку, и повезли в реанимацию – после операций на некоторое время туда всех доставляют.
Потом я уже узнал, что во время операции меня здорово накачали опиумом морфином. Так что и в реанимации я чувствовал себя как огурчик, уходить на покой не собирался, но, напротив, планировал вести активный образ жизни. Для начала я попросил медсестру принести мне из палаты толстенный том Библии и оба моих мобильника (с карточками на разных операторов). С кем-то бодро пообщался по телефону. Книгу раскрыть, правда, сил уже не хватило.
Спал ли я, не помню – следующие сутки прошли в каком-то эйфорическом полузабытьи. Морфин продолжали колоть (как и в последующие дни). Помню только, что я очень активно патронировал лежавших на соседних койках субтильных старушек – зычными криками требовал доставить им то воды, то судно.
В конце концов, пришло время транспортировать меня в палату постоянного пребывания. Опять подкатили каталку. Но я же – молодец! Как это меня сестры перетаскивать будут – я сам! Медперсонал опомнился не успел, как я вскочил с койки и направиться к каталке. И тут же, потеряв сознание, рухнул на пол. Так что сестричкам пришлось тащить меня на каталку не с кровати, а с пола. «Помог», однако…
Как бы там ни было, водрузили. Под голову положили Библию. А в обе руки дали по телефону. Когда подкатили к двери, то оказалось, что я со своими габаритами в одну открытую дверную створку не прохожу. Дабы не возиться с открыванием второй, попросили меня поднять руки вверх. Я поднял. Так и поехали – этаж, лифт, этаж, отделение, палата.
И еще нюанс. Во время операции используется некий антисептик (или антибиотик) ярко красного, кровавого цвета. В результате чего и простыни, и сам я, были обильно украшены «кровавыми» пятнами. В таком виде меня и транспортировали: каталка, на ней «окровавленный» человек, под головой толстый том, хвост волос развивается сзади, борода торчит вверх. Вверх подняты также обе руки, и в каждой – по мобильному телефону.
Несмотря на специфическое состояние, даже я уловил шоковое состояние зрителей – немые сцены по мере продвижения кортежа.
В конце концов, благополучно прибыли на место постоянного базирования. Далее лечение шло своим чередом. И, не смотря на тяжесть и болезненность процедур, воспоминания у меня о том времени остались самые добрые.
Забавное дополнение: через пару лет я беседовал с замечательным человеком, директором «лучшего в Украине» (официальный титул!) Николаевского зоопарка, Володей Топчим. Как-то разговор зашел о проктологии. И тут Володя говорит – «а знаешь, батюшка, есть один врач-проктолог, который так любит свою работу, что заражает этим интересом окружающих. Я у него лечился, и в результате даже просил разрешения присутствовать при операции, но.. не успел, неожиданно быстро выписался».
А я в ответ: «Знаю! ВЕ-ДЯ-ПИН!! (Кстати, Валерий Александрович шутит, что он сам китайского происхождления, и его фамилия в действительности звучит «Ве Дя Пин»). Представь себе - со мной точно такая же история вышла: я тоже у него лечился, и тоже просил позволения присутствовать на операции, но, как и тебе, не удалось из-за быстрой выписки. Вот, что значит друзья – родство душ!»
И мы расхохотались.

Ну, а теперь я должен признаться, что из меня получился бы очень плохой больничный священник (впрочем, Господь мне этого не посылал). Я очень плохо умею утешать людей «просто так» - но именно это, а не душеспасительные разговоры о загробной жизни нужны страждущим. Мне всегда неловко за свое здравие рядом с ними, и все сказанное я ощущаю как бы бесплатным советом – не переживая страдание, как можно уговаривать страдальца нести его смиренно?
Конечно, это мой духовный недостаток – неспособность сопереживать болящему с должной глубиной, неспособность даровать ему необходимую любовь и утешение, неспособность молитвенно поддержать. Ну что уж есть, то есть – «Все ли апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли совершают чудеса?»…
А говорю я об этом, дабы предварить историю о праздновании в проктологии Вербного Воскресенья. К тому времени я окреп, даже выходил на улицу. И решил, как уж смогу, отслужить праздник у себя в палате. Общего богослужения я устраивать не решался – по приведенной выше причине. И еще потому, что не люблю механически навязывать своей веры: «на молебен стройся!» - хотя никогда и не скрываю своих убеждений, например как поучаствовать в партнерской программе и прилично заработать?.
Вот и в этот день, вышел я во двор, нарезал с кустов веточек молодой зелени, поднялся в палату, одел епитрахиль, взял требник (необходимое всегда со мной). Через некоторое время я почувствовал за спиной движение, обернулся. Коридор возле палаты заполнен, десятки людей – чуть ли не все «ходячие», медперсонал. Радостные лица, улыбки. Я с необыкновенным воодушевлением продолжаю службу, освящаю воду, веточки. Выхожу в коридор, кроплю людей водой, раздаю веточки. Иду по палатам, кроплю лежачих, всем по зеленому росточку. Сколько радости, света, благодарности Богу!
Тогда я и понял, что моя «скромная» позиция «неврачебного» батюшка – просто немощь духовная и лень, с одной стороны, и обман лукавого – с другой.
Да, есть Бог на свете!
Так что, в противовес легкомысленному афоризму Остапа Бендера («медицинский факт: Бога нет»), мы можем твердо сказать: «Бог есть – это медицинский факт».

Прекрасный ЖЖ о. Михаила, здесь