Перед рассветом ноябрьская ночь сгустилась до почти осязаемой тьмы, в которой запоздалый путник оказывается беспомощным перед древним страхом неизвестности. В езде по ночной трассе есть что-то гипнотически-завораживающее — в том, чтобы наблюдать, как свет фар на миг выхватывает из темноты указатели и ветви невидимых деревьев, тянущихся к машине, в том, чтобы чувствовать себя защищенным в теплом нутре автомобиля, как в своем личном крохотном мирке, маленькой хрупкой планетой мчащемся в бесконечном пространстве космоса. В такие часы пространство и время изменяются, и начинает казаться, что ты оказался в какой-то параллельной действительности, а дорога, как мистическое живое существо, сама направляет тебя туда, где сейчас согласно чьему-то таинственному замыслу, должен состояться твой выход. И все, запланированное тобой, теряет значение, потому что в этой тьме все будет иначе, и кто-то свыше уже вмешался в ход событий и написал свой собственный сценарий, который тебе предстоит отыграть.

Дорога повернула налево, я включил дальний и увидел далеко впереди нечто темное, лежащее на асфальте. Пристально вглядываясь в этот загадочный объект, я перебирал возможные пути решения проблемы. Однажды вот так в ночи кусок картона оказался старым ведром, кем-то «заботливо» подброшенным на дорогу. Двадцать тысяч, отданные за установку нового бампера, раз и навсегда отучили меня наезжать на предметы, лежащие на пути.

Пока я думал, пропустить ли мне это между колес или объехать, предмет зашевелился, видимо, под дуновением ветерка, и вспорхнул вверх прямо в лобовое стекло — это был всего лишь пакет. И я без каких-либо задних мыслей врезался в него.

Машину качнуло от удара. Я едва не продавил пол педалью тормоза и, как только автомобиль остановился, выскочил на дорогу, ожидая увидеть разбитый бампер, а еще больше желая увидеть то, что вызвало такое сотрясение: ну не слепой же я, чтобы не заметить в свете ксенона собаку или что там еще могло быть. В том, что за мгновение до столкновения на дороге никого не было, я не сомневался. Ну, если что, регистратор мне в помощь.

Однако осмотр машины не внес ясности в происходящее. Бампер и крылья были целехонькие, фары тоже, радиатор не тек и даже решетка не поцарапана. Показалось? Камень так ударил по защите? Бывает. Совсем успокоившись, я повернулся, чтобы сесть в машину и продолжить путь, но тут колени у меня подкосились и задрожали, а в горле пересохло, потому что…

Потому что из-за задних колес машины торчали ноги лежащего человека, и свет фар красными бликами отражался на поверхности его ботинок.
Цепляясь за машину, с колотящимся в горле сердцем, я подошел к лежащему.
— Ах, ты, твою мать!- ну надо же было так попасть: я сбил не просто человека, а гаишника в форме и жилете с тремя большими буквами ДПС на спине, которые полыхали и прыгали у меня в глазах.

Я несколько раз глубоко вздохнул, чтобы унять мандраж. Передо мной лежит сбитый мной человек, который, судя по всему, был мертв. С этим надо что-то делать. Я огляделся по сторонам — никого. Стащить его, что ли, на обочину? На машине повреждений нет, запись на регистраторе можно стереть… Никто никогда не докажет, что был наезд. И я уже почти решился на это, как вдруг пострадавший подал голос и начал шевелиться.
— У-у-у-у! — подвывая, плакал гаишник. — Больно, как больно! — он сел на дорогу и рукавом вытер сопли.
— Стой, стой! — попытался я остановить его. — Не двигайся! Я сейчас «скорую» вызову, не двигайся!
— «Скорую»? — переспросил он плаксивым голосом. — «Скорая» не поможет. Ой-ой, ну как же больно…
— Тебе нужен врач, не двигайся, — я наклонился к нему. Во мне боролись облегчение от того, что человек оказался жив, и досада, потому что теперь это дело будет труднее замять.
— Мне не нужен врач… — рыдал гаишник, размазывая по лицу слезы. — Просто пожалейте кто-нибудь… Я не могу так больше! — с отчаянием воскликнул он, ухватив меня за воротник пальто.
Алкоголем от него не пахло, на лице — ни царапины, ни следа от удара. Я осмотрелся — вполне логично было ожидать, что на обочине неподалеку стоит патрульная машина, но ее не было.
— Постой, как ты здесь оказался один? — спросил я. — Что ты здесь делаешь?
— Я? Я тут… живу.
— Может, тебя до дома отвезти? — предложил я, полагая, что такой ответ подразумевает наличие близкого жилья.
— У меня нет дома.
Стоп. Парень, похоже, то ли упоролся, то ли обкурился. Надо с ним как-то поосторожней. Хорошо, переключим его на другую тему.
— Тебя как зовут-то?
— Я не помню… — опять захлюпал он носом. — Сейчас меня зовут Летучий Г.
— Летучий кто?! — ошеломленно повторил я. — Гэ?
— Да, Летучий Гэ.
— Летучий Голландец, что ли?
— Нет, Летучий Гаишник. Но вы можете называть меня просто: Летучий Г.

Я отошел от него на шаг. Видимо, без «белочки» тут все же не обошлось. Позвонить в «скорую»? Тогда спустить дело на тормозах вряд ли удастся. Хотя повреждений у машины нет, попробуй, докажи, что именно я сбил. Но оставлять его тут одного без присмотра нельзя, мало ли что ему в голову взбредет. Да это мне даже на руку в такой ситуации. Если что — скажу, что подобрал на дороге, на проезжей части валялся пьяный.
— Ладно, — сказал я, — садись, а там решим.
Я помог всхлипывающему гаишнику сесть в машину, надеясь, что чудило по дороге придет в себя и вспомнит свой адрес.
— Ну, куда тебя везти? — спросил я, трогаясь с места.
— Куда-нибудь… Все равно. А можно с вами? Возьмите меня с собой, пожалуйста…
— Да ты знаешь, — я глянул на погоны, — капитан, я вообще-то по делу еду. По конфиденциальному делу, — уточнил я, давая понять, что пассажиры мне ни к чему.
— Не оставляйте меня здесь… Ну, пожалуйста…
Он просил с таким страданием в голосе, что язык не поворачивался отказать, и я, «старый солдат, не знающий слов любви», махнул рукой:
— А, ладно, хрен с тобой. Поехали.

Летучий Г потихоньку хлюпал носом на заднем сиденье, с тоской поглядывая в окно. Если бы не обстоятельства нашего знакомства, то он ничем не отличался бы от самого обычного сильно расстроенного человека. На вид ему было за тридцать, худой, бледный, с заостренным носом, под глазами синяки. Выглядел он потрепанным и жалким.
— Ты как оказался-то здесь? — решил я немного разговорить неожиданного попутчика.
— Ветром занесло.
— Я серьезно.
— И я серьезно. Меня носит ветром по дорогам, как пакет. И каждый водитель считает своим долгом меня сбить.
Я едва не пропустил поворот и в последнюю секунду вырулил назад на дорогу.
— А вы знаете, как больно, когда в тебя машина врезается? — продолжал тем временем жаловаться мой загадочный пассажир. — А колесами когда? По всему телу… каждую косточку… — его губы скривились, он отвернулся к окну.
— И как же ты со мной разговариваешь после того, как, ты говоришь, каждую косточку? Капитан, ты понимаешь, что так не бывает? — спросил я, поглядывая на него в зеркало заднего вида.
— Я раньше тоже думал, что не бывает. А, оказывается, бывает. Я не знаю, как это получается, только через минуту я встаю и все сначала можно начинать.
— И кто же ты такой? — спросил я после паузы.
Он повернул ко мне бледное, почти прозрачное лицо и обреченно развел руками:
— Дух!
Машина опять вильнула в сторону. Мой мозг отказывался воспринимать реальность. Выходит, я сбил на дороге призрака, которого кинуло мне навстречу в виде черного пакета. Может, это я пьян? Или сплю? Или нет, я заболел, и у меня высокая температура. А с другой стороны — чем объяснить тот факт, что я ни на кого не наезжал, но был удар, что ночью в этом пустынном месте один-одинешенек оказался странный гаишник? Почему одежда у него совершенно чистая, словно он и не лежал на грязном асфальте, почему, в конце концов, человек, которого сбила и переехала машина, не получил ни царапины и спокойно сидит и общается со мной в моей же машине? Ведь скорость у меня была под стольник. Мистика, да и только.

— Послушай, капитан… Это же тебе за что-то, наверное, так? — снова заговорил я, надеясь все же докопаться до истины.
— Да, конечно, не за красивые глаза, — потупился Гаишник.
— Расскажешь, за что?
— А что тут рассказывать… — он не смотрел на меня. — Отпускал за деньги. Техосмотр продавал. Протоколы оформлял, «как надо».

И тут до моего слуха донесся какой-то странный шум. Поначалу показалось, что от колес, но ошибся — глянув в зеркало заднего вида, заметил два странных предмета, движущихся за машиной. Летучий Г проследил мой взгляд и обернулся.
— О, опять они здесь.
— И что это или кто это? — спросил я, уже и не зная, чего ожидать.
— Это мешки с деньгами, которые я брал у людей, — уныло сообщил призрак. — Как про них разговор заходит, так они сразу появляются. Задолбали уже.

Я остановился, вышел из машины. Метрах в пяти от нее на асфальте лежали два приличных мешка. Нет, если сейчас прямо передо мной опустится НЛО, я зевну и пойду спать. Я нагнулся над мешками, и они потянулись ко мне, приоткрыв свои горловинки, завязанные грубыми веревками, словно кричали «Возьми, возьми!»
— Так и таскаются за мной, — раздался за спиной голос Летучего Г. — Я слишком сильно их любил.
— И теперь они будут ползти за машиной?
— Именно.
— Так, давай, их в багажник кинем. Зачем им понапрасну бока протирать?

Мы погрузили деньги в багажник и продолжили путь. Призрак совсем не был похож на те привидения, которые показывают в фильмах или описывают в романах. От него не веяло могильным холодом, кости не торчали через кожу, голос был самый обычный и в лунном свете он не таял. И вообще он был вполне материален. Выдавал его, пожалуй, только более тусклый цвет одежды и лица, как будто смотришь цветной фильм шестидесятых годов.
— И как же ты… ну это… стал духом?
— Меня прибрали, — вытаращив глаза, шепотом ответил он. — Знаете, как иногда говорят о таких, как я?
— «Прибрал Господь». Да, знаю. Ни с того, ни с сего здоровый человек умирает. Причем такое обычно говорят о не очень хороших людях.
— Да! Я и не понял, как. Жил, все было, как обычно, и вдруг — оказался здесь. Понимаете, обидно то, что прибрали без предупреждения, даже исправить ничего не дали. И теперь меня носит по трассе, от машины к машине. И каждый водитель думает, что ничего особенного, подумаешь, какой-то пакет на дороге… И никому в голову не приходит, что это не пакет, а чья-то душа! — призрак опять захлюпал носом. — Вы знаете, что они говорят, когда узнают, кто я? Что мне еще мало. Что меня надо за помидоры на березовом суку подвесить. Пару раз даже побить пытались. А один вообще сказал, что я не Летучий Гаишник, а ползучее г***, — с обидой в голосе закончил он.
— И давно это все с тобой?
Гэ тяжело вздохнул.
— Не знаю. Мне кажется, что очень давно. У меня все спуталось, я не понимаю, где сегодня, где вчера, мне кажется, что какой-то один длинный день тянется, тянется и никак не закончится.
— И на сколько это?
Он пожал плечами.
— Скорей всего, навсегда.
— Послушай, Г, ты меня прости, но ведь в этой структуре все берут деньги. Только они почему-то не летают тут пакетиками, иначе у нас все дороги в мусоре были бы. Наверное, ты сделал что-то такое, за что тебя ни небо, ни земля не принимают.
Призрак расстроено сопел, разглядывая свои бледные с синими ногтями пальцы. Значит, в точку. Есть что-то, о чем он не хочет рассказывать.
— Ты знаешь, по опыту тебе скажу, что когда ты поделишься, будет легче. Я не буду говорить, что ты ползучее г*** и вешать на березе тоже не буду, обещаю.
— Ладно, — решился, наконец, Летучий. — Наверное, вы правы. Я сделал одно очень нехорошее дело. Где-то на этой дороге мужик один на «Тундре» выехал на встречку и лоб в лоб с «Гольфом». Ему ничего, а в «гольфе» муж с женой молодые были.

«Скорая» приехала, сказали, что не жильцы, до больницы не довезут. Ну и водитель «Тундры» мне штуку баксов предложил. Им, говорит, все равно уже, считай, трупаки, а мне еще жить. Да и связей у меня много, так что ты, капитан, не отказывайся, а то пинка под зад из ГИБДД, дело против тебя состряпать — как плюнуть, да еще и по всем новостям пустим. Сам, говорит, знаешь, как сейчас такие сюжеты любят. Ну, я прикинул — мертвые срама не имут, на них теперь что хочешь спихнуть можно. Их не посадишь, не оштрафуешь. А мне без разницы, да еще и заработаю. Чего человеку хорошо не сделать? Ну и написал в протоколе, что водитель «Гольфа» допустил выезд на встречную полосу… Я только потом узнал, что у них пацанчик остался маленький. Торкнуло, конечно, а потом забил на все — всякое в жизни бывает. Над каждым сиротой слез не нальешься. А, выходит, я у ребенка деньги законные отнял — ему компенсация полагалась, если бы я по-честному все… А я этими деньгами кровавыми урода отмазал, да еще и радовался. И теперь моя душа проклята, так и мотаться мне тут вечно.

Призрак замолчал. Я не знал, что ответить — откровения привидения выбили меня из колеи. Пауза затягивалась и становилась уже физически ощущаемо тяжелой. Кто-то из нас должен был ее нарушить. Но, пока я подбирал слова, Летучий набрался смелости заговорить первым.

— Сволочь я, да? — спросил он. — Я знаю, что вы обо мне думаете. Что я тупая скотина в погонах, зажравшаяся морда, душу за деньги продал. Да, так все и есть. Продал, и теперь огребаю по полной. И самый ужас в том, что это никогда, никогда не закончится! Ничего нельзя изменить!

Я немного помолчал. Собственно, помочь капитану я тоже не мог, разве что посочувствовать.
— Знаешь, капитан, не особо я верующий, скорей даже не верующий. Уж не знаю, как там у вас, духов, принято, но я желаю, чтобы тебе там помогли. Ангел какой-нибудь или кто там еще…

Я ожидал, что он что-то скажет мне, хотя бы поблагодарит, но ответа не последовало. Я обернулся. На заднем сиденье никого не было.

Я остановил машину, немного посидел, обдумывая произошедшее, потом снял с крепления регистратор, чтобы просмотреть запись, но не обнаружил ничего: ни момента остановки, ни моих разговоров с Летучим Гаишником. Ничего, кроме мчащейся навстречу ночной дороги. Что это было? Я впал в транс от усталости и мне все привиделось? Эта встреча — плод моего утомленного воображения? Надо будет взять отпуск на пару недель. И я повернул ключ зажигания.

Когда я приехал на место, уже совсем рассвело. Поставив машину на обочине и на всякий случай включив «аварийку», я довольно неохотно выбрался из теплого салона на морозный воздух. По асфальту бежали розовые тени, лучи солнца высветили иней на жухлой траве и корочки льда на лужицах, и на фоне этого исполненного спокойствия пейзажа уродливым и жутким чудовищем казался лежащий на боку большой черный внедорожник, выставивший к дороге страшные металлические потроха. Под ногами хрустели осколки, в белых дверях патрульной машины отражались красно-синие всполохи, а по ту сторону дороги на обочине — груда металла с вмятым внутрь колесом и багровые пятна на асфальте.

Завидев меня, от патрульной машины отделился крупный мужик в черном полупальто и, прихрамывая, направился в мою сторону.
— Алексангригорич, уж извините, что побеспокоил, — он взял меня под руку и отвел в сторону. — Видите, неприятность какая приключилась… — тихонько заговорил он, дыша мне в ухо алкоголем.
— Мы знакомы? — спросил я, высвобождая руку из его пальцев.
— Ну как же… У Владимира Петровича на юбилее… Вы ж сами сказали — если что — обращаться. И телефончик мне дали. Я же вас и не беспокоил, зачем серьезного человека по пустякам беспокоить? Да вот, как говорится, нежданно-негаданно…
— Что случилось?
— Да видите, какое дело, — он понизил голос до едва различимого шепота, — конец подъема, а я фуру обгонял… А тут эти… ну и лобовое… Только ведь свидетелей-то нет, дальнобойщик испугался и уехал, я номеров не запомнил… А там — груз 200. Можно же ведь как-то это уладить? Им-то все равно уже, а у меня бизнес, семья. Мне же нельзя, — он стоял прямо передо мной и упрашивающе смотрел мне в глаза. — Я в долгу-то не останусь, — начал убеждать он. — На Бали были? А, может, в Париж на недельку? И девушку подберем. От вас нужно-то всего ничего — одно ваше слово, а то капитан там тушуется что-то. Я уж ему и так, и сяк, а он уперся, делает вид, что не понимает. Еле уговорил вас подождать. Вы уж объясните ему, дураку, как положено.

Я обернулся, чтобы посмотреть, кто занимается оформлением, и тут под моими ногами что-то шуркнуло. Я посмотрел вниз. Прямо передо мной, тревожно вздрагивая от знойкого утреннего сквозняка, на асфальте лежал черный пакет.
— Что вы говорите? — переспросил я.
— Да я говорю — дураку-то этому скажите, что б написал все как надо.
Подошвы дорогих ботинок взметнулись вверх. Все-таки годы занятий боксом не прошли даром.
— Капитан! — крикнул я, потряхивая саднящей кистью. — «Скорую» вызови, тут товарищ в обморок упал.

Подбежавший капитан мимолетно скользнул взглядом вниз по моей руке, но ничего не сказал, только напряженно, словно ожидая приговора, уставился мне в глаза.
— Оформляй, — сказал я. — Как было, оформляй, ничего не упусти. И не забудь регистратор изъять.
— Есть! — с готовностью отдал честь капитан и трусцой убежал назад, а я направился к своей машине, ища взглядом черный пакет, но его нигде не было видно.

Я открыл багажник. Мешки с деньгами были на месте. Значит, все же не померещилось. Я сел в машину и созвонился с дежурным. На звонок ответил старший лейтенант Симаков.
— Симаков, ты не припомнишь, в этом году была у нас авария Тойота «Тундра» с Фольксваген «Гольф»? Там два летальных исхода было.
— Было, товарищ полковник, весной.
— А кто оформлял ДТП?
— Капитан Зыкунов, товарищ полковник.
— А где этот Зыкунов сейчас?
Дежурный на секунду замялся.
— Так схоронили его, товарищ полковник, месяца полтора назад.
— А что с ним случилось?
— Сердце остановилось. Ни с того, ни с сего. Шел у нас тут по территории и упал.
— Понятно… Вот что, Симаков. Личная просьба к тебе: подними документы, найди адрес пострадавших. У них ребенок маленький остался, насколько я знаю.
— Слушаюсь, товарищ полковник! — бодро ответил дежурный, но тут же неуверенно добавил: — А… дело-то уже закрыто, в архиве.
— Ну так сходи в архив. Скажи — мое личное распоряжение. Нужно мне. Я должен кое-что этому ребенку передать… 

proza.ru