Фото сайта mamabook.com.ua

Я смотрю на свою полуторогодовалую дочку и ловлю себя на мысли о том, что я не имею и не могу иметь никакого отношения к этому Чуду. В том смысле, что моей заслуги в появлении на свет этого человечка нет никакой. Есть причастность, но не заслуга. Потому что не в человеческих это силах  и возможностях произвести на свет новую жизнь. Физиологически – да, но душевно, духовно – нет.

Я не могу гордиться своим ребенком. Не потому, что не чем. А потому что гордиться можно (хотя и не нужно :) только собой, своими достижениями. А ребенок – это подарок, это Нечаянная Радость. Как можно гордиться подарком? Подарком можно любоваться, восхищаться и … бояться испортить. Вот и я боюсь. Боюсь банально, «по-мамски», за здоровье, и – по крайней мере, стараюсь – по-христиански, за душу.

Знаю, что одного страха мало, надо что-то делать. Но даже молиться толком не получается. Едешь в метро на работу или с работы, пытаешься попросить у Бога прощения (а чаще – попросить о чем-то), но взгляд блуждает по залепленному рекламой вагону. Вот и выходит: «Господи, помилуй… Бондюэль – вкусно, полезно и модно… По велицей милости Твоей… Депозиты – до 27% годовых… Пресвятая Троица… Скидка до 50% на всю технику…»

Мне кажется, Бог создает каждого ребенка как Адама – с таким же старанием и любовью, будто он первый и единственный на Земле. К этому новосозданному творению страшно прикоснуться нечистыми руками, обмануть, ожесточить, развратить, предать, разуверить. Страшно научить врать и не научить молиться, научить оправдываться и не научить просить прощения, научить обижаться и не научить прощать.

С утра я смотрю на нее, полуторогодовалую – сплошное доверие, искренность, чистота, открытость, добродушие. В обед забегаю в магазинчик возле офиса, а там двое молодых парней лет 17 берут 6 бутылок пива и бутылку водки. Веселые, развязные. Продавщица вздыхает им вслед: «Уже четвертую бутылку за 2 часа покупают». Да что с вами, ребята? Или что с нами, родителями? Ведь и они топали, держась за мамин или папин пальчик, доверчиво открывали ротик навстречу маминой теплой и пахнущей молоком груди, махали ручкой «пока-пока», показывали, как ходит косолапый мишка.

Я недавно прочитала рассказ о мальчике, родившемся в неблагополучной, опустившейся, пьющей семье. Грудному ребенку в бутылочку с молоком подливали – ради забавы или с пьяного угара – водку… Я так живо себе это представила, что мне хотелось (и до сих пор хочется) в буквальном смысле слова биться головой о стенку от бессилия и отчаяния. Предать ребенка, искусить ребенка, приучить ребенка к греху – что может быть страшнее?

«И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили в глубине морской» (Мф. 18:5 -18:6).

Мне кажется, этот грех страшнее первородного греха. Адам был взрослым, сознательным человеком с правом выбора: преступить слово Божье или нет. У младенца нет права выбора, нет свободной воли. У него есть только безоговорочное доверие к окружающему миру – прежде всего, к маме с папой. Каким же надо быть извергом, чтобы это доверие предать? А, может, не извергом, а таким же преданным кем-то когда-то ребенком, который не смог повзрослеть, не приобрел своей воли, не увидел смысла в этой жизни и потому не может ценить чужую жизнь?

Этот порочный круг должен быть разорван. Предательство рождает предательство, обман приводит к обману, причиненная боль возвращается к обидчику. И только любовь, прощение, добро и милосердие способны разорвать цепочку порочных причинно-следственных связей.

Доченька моя, я хочу – хотя нет, моего хотения мало – я желаю тебе, чтобы ты всегда видела человека таким, каким его задумал Господь. Чтобы с первого взгляда могла распознать все лучшее, что есть в человеке. К сожалению, я не могу тебя этому научить, потому что сама не умею. Мой взгляд искажен и затуманен собственными страстями и страстишками: себялюбием, тщеславием, гордыней. Сквозь такие «очки» мир довольно часто выглядит неприглядным. Возможно, он отчасти такой и есть, но, поверь, он способен меняться к лучшему – как двоечник, которого похвалили, как рецидивист, которому поверили, как трудный подросток, которого выслушали и услышали.

С Новым годом, дочурка! С Новым годом все-все-все!

Юлия Ноговицына