Почитай отца твоего и мать твою, (чтобы тебе было хорошо и) чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе. 
Исход 20:12 

Венец стариков — сыновья сыновей, и слава детей — родители их. 
Притчи 17:6 


Любовь и ненависть 

В детстве со мной произошла одна история, когда я впервые понял, что такое безразличие. И въелось это в память так глубоко, что забыть уже невозможно. 
В семь лет я был худощавым мальчишкой со впалыми глазами. Каждый день ходил в школу через небольшой городской рынок. Отца я не помнил. Мама говорила, что он умер, когда я был еще совсем маленьким. Еще не старая, но уже болезненного вида женщина, она очень сильно переживала смерть мужа. Свою боль пыталась глушить водкой, и за несколько лет серьезно пристрастилась к алкоголю. 
По утрам она давала мне бутерброды с собой, но я всегда отдавал один собаке, которая каждый день встречала меня на рынке и провожала до школы. Звали ее Дружок, и у нее были очень добрые глаза. 
Однажды, как обычно, покормив собаку, я стал играть с ней в догонялки и не заметил, как выбежал на проезжую часть. 
Вдруг завизжали тормоза, слух противно резал звук сигнала, глухой удар — моя собака подлетела, словно мячик, и упала прямо под колеса. 
Я остановился как вкопанный, смотрел на своего Дружка и ничего не понимал. Потом я кинулся к еще теплой собаке, стал трясти, обнимать ее, целовать... 
Как обычно в таких случаях, собралась толпа людей. Каждый что-то советовал, но я никого не слышал. Я встал на колени, поднял Дружка на руки и понес его домой. 
Поднявшись к себе на лестничную площадку, я начал стучать ногами в дверь. 
— Ты чего тарабанишь? Сам не можешь открыть? — уже сильно подвыпившая мать с раздражением посмотрела на меня и тут увидела, что я весь в крови. 
— О Господи! Что с тобой?! — опустившись, она попыталась обнять меня, но, увидев на руках тело собаки, тут же отстранилась. — А это что еще такое? Ты что принес?! А ну иди выброси сейчас же эту гадость! 
— Мама! Ведь это…, — я хотел ей объяснить. Но она не стала меня слушать. 
— Я сказала, выкинь! Вот балбес, совсем одурел без отца. Еще и рубашку испачкал! Ты не видишь, как мама устала?! Никакой от тебя помощи! Сын называется! 
Она проговорила все это заплетающимся языком и захлопнула передо мной дверь. Я прислонился к стене спиной и медленно сполз на бетонный пол, продолжая держать на руках тело Дружка. 
Так я сидел до тех пор, пока на улице не стемнело. Потом поднялся, и ничего не чувствуя, кроме пустоты в душе, пошел... Словно во сне, я вошел в небольшой парк недалеко от дома. Возле большого дерева вырыл какой-то палкой могилу... Похоронив Дружка, я долго сидел возле свежего холмика. Домой вернулся лишь к рассвету и открыл дверь своим ключом. Пьяная мать спала на кухне. Я зашел к себе в комнату, упал на кровать, уткнулся в подушку и разрыдался. 
Я благодарен своей матери за то, что она дала мне жизнь, вырастила меня... Но если быть честным перед собой, то я ее и ненавижу. Ненавижу за то, что она стала такой, за то, что не смогла перебороть свою слабость. Так и живу. С сердцем, в котором любовь перемешана с ненавистью. И что с этим делать, не знаю до сих пор… 

С., Москва 


*** 
В жизнь каждого дома, раньше или позже, приходит горький опыт — опыт страданий... Есть горе, которое ранит еще больше, чем смерть. Но любовь Бога может превратить любое испытание в благословение... 

*** 
Нет на земле более подходящего для мужчины поступка, чем такого, когда мужчина в расцвете своих сил, как малый ребенок, с любовью склоняется перед своим немощным родителем, оказывая ему почитание и уважение. 

Из дневников императрицы Александры Федоровны Романовой 



Смотреть на жизнь глазами... хомячка 

Не таясь и не мудрствуя лукаво, скажу прямо: самые близкие мне люди — мои родители. Те, кто всегда не только выслушивали, но и слышали меня... И с кем, как выяснилось, у меня самый сходный взгляд на мир. Пожалуй, я этого и не осознавала, пока не поступила в институт и не уехала из родительского дома. 

Это был период, когда казалось, что я ни с кем не могу найти общий язык. Что я говорю об одном, а люди слышат другое. И люди-то не глупые и не плохие. Просто мы слишком по-разному видим мир, словно между нами пропасть… 

С братом и с дедушкой, с которыми я тогда жила, найти взаимопонимание точно так же не удавалось. В какой-то момент я готова была взвыть от этого «языкового барьера» и порожденного им чувства острого одиночества, если бы... не мама и папа, не уроки, которые они незаметно преподали мне в детстве. 

Папа любил мне рассказывать разные комичные случаи из жизни. Я вновь и вновь просила его повторить историю про обитавшего во дворе у моего прадедушки Рекса — коренастую лайку с умными карими глазами и хвостом «бубликом». Папа, бывало, приласкает его, чешет за ушком, а Рекс млеет и от удовольствия у него даже хвост-«бублик» постепенно разворачивается. А когда папе надоедало, и он потихоньку отодвигался от собаки по лавке, бдительный пес одним резким движением головы возвращал его на прежнее место и взглядом просил посидеть еще... 

Про бригадира на заводе — человека простого, но в высшей степени оригинального. Например, он умудрялся курить даже под душем, с помощью длиннющего мундштука! При этом обладал обостренным чувством справедливости: однажды заступился за папу, молодого новичка, которого хотели заставить дежурить одного. Сказал, что норму выполнят всей бригадой. 
Так ненавязчиво папа учил меня любить людей (да и животных). Не смотреть свысока, не давить жалостью или презрением, а углядывать некую колоритную черточку, присущую именно этому персонажу, и ценить его за то, что он такой. 

Мама же никогда не рассказывала пространных историй. Но ей всегда хватало одной емкой фразы, чтобы поставить всё на свои места, заставить меня задуматься и опомниться. 
Однажды я учила параграф по природоведению — запоминала обитателей полей. Меня поразило, что хомяк за один раз может утащить в норку аж до трех с половиной килограммов злаков — а это выливается в серьезный урон сельскому хозяйству. 

Уж не знаю, какой «колхозный» дух меня обуял, но я побежала к маме — «настучать» на вредоносного грызуна! Мама внимательно выслушала и тихо сказала: «Но он же не виноват, что там, где он живет — поле...» 

Это меня просто сразило! Я ни за что бы не догадалась взглянуть на ситуацию глазами... хомячка. И с тех пор всегда старалась увидеть рассказываемое со всех сторон, войти в положение и того, кого все в один голос обвиняют. 

И когда мамы с папой не оказалось поблизости, вдруг выяснилось, что они научили меня видеть близких в других людях. Это и помогло пережить тот непростой период: рядом всегда был кто-то близкий. 

Ольга 



*** 
...Та ошибочность суждений, обычно неправильная — в хорошую или дурную сторону оценка, которой почти все грешат по отношению к своим близким, — от неумения объективно отнестись к своему, от кровной и страстной заинтересованности своим, что и ведет к слепоте и преувеличениям. 
 Когда Христос за заслуги одного говорит: «Ныне пришло спасение дому сему» (Лк 19:9), то эти слова говорят о признании и в том мире, о вечности наших земных, кровных связей. Заслуги и страдания одного спасают и его близких — как утешительны и многозначительны эти слова, какую вечную ценность придают они нашей земной жизни! 

Протоиерей Александр Ельчанинов (1881—1934) 


Нужен ли вам такой муж? 

При относительно сытой и размеренной жизни, наверное, трудновато понять, кто мы друг для друга на самом деле — муж, жена, дети, родители, соседи, друзья. Я всегда воспринимала свой ближний круг, родных, подруг как нечто само собой разумеющееся. Пока вдруг у моей подруги Маши не заболел тяжело муж... 

Он не вставал с постели, а точный диагноз долгое время поставить никто не мог. Когда диагноз был установлен — опухоль головного мозга — врач сказал Маше прямо, без обиняков: «Если выживет, останется растением. Нужен ли вам такой муж?» Она ответила: «У него двое детей и жена, он выкарабкается». Развернулась и вышла из кабинета. За мужа взялся очень хороший врач-терапевт из районной больницы, а Маша тем временем поняла, что на долгое время станет главой семьи. И растерялась. Но поглядела на двоих маленьких детишек, взяла себя в руки... и началось ее личное испытание. 

Все хозяйство оказалось на ее плечах: она кормила кур, таскала дрова, ухаживала за многочисленными кошками и собаками. В редкие свободные минуты — рисовала. Художник по образованию, подруга расписывала сюжетами старых сказок лаковые шкатулки, которые практически за бесценок сдавала скупщику. 

«Чуть расслабишься — рассказывала Маша потом, — в голове начинает крутиться: вдруг муж инвалидом останется, вдруг что-то еще случится». Чтобы с ума не сойти, думала о рутине: как накормить, одеть-обуть детей на четыре тысячи рублей в месяц, как в садик отвести, с кем оставить. Жила только ими — ради них выкручивалась, ради них не давала себе поблажек. 
Дочка подходила к маме и спрашивала: «Почему ты такая грустная? Ты по папе соскучилась? Все будет хорошо!» За счет этого Маша только и держалась. 

И родители все время были рядом. Помогали друзья мужа, ее подруги: кто сидел с детьми, кто ходил в магазин, в аптеку, кто колол дрова... Помогала даже... собака! Когда сил у Маши уже не оставалось и хотелось просто сесть в одиночестве и рыдать, она брала четвероногого друга, уходила в поле и кричала... 

Хотя хватало и любопытных, бесчувственных взглядов соседей, беззастенчиво следивших, кто уходит, кто приходит в ее дом. Да и не всякий человек, даже самый родной, мог понять ее, хотя бы выслушать, отрешась от своих забот. 

Маша бежала в Церковь. Там отдыхала душой, отключалась ото всей кутерьмы, от моральной и душевной усталости... Однажды пришла в храм на грани отчаяния. Перед глазами стоял отчужденный, лепечущий какую-то ерунду человек — таким она увидела мужа после реанимации. Теперь нужно было отвезти его на томограмму. Маша была в замешательстве: ехать ли с ним? Боялась, что «сломается», снова увидев его беспомощность. Пришла посоветоваться со священником. 

Батюшка что-то говорил, говорил ей, а Маша словно была где-то далеко. И вдруг — отпустило: успокоилась, высохли слезы. «Все обойдется», — подумала она вдруг. 
Муж поправился, только потерял слух — уже год понимает жену, «читая» по губам. Маша до сих пор не может понять, откуда у нее тогда брались силы. Каждый вечер, засыпая, просила у Бога сил — себе, просила здоровья мужу, детям. У них была мама и жена, а у нее — они. И Тот, Кто слушал внимательно и всегда слышал. 

Юлия, Москва 


*** 
«Мне кажется, я поняла, для чего Бог послал нам это несчастие: мы так погрязли в ежедневных мелочах, в мелкой злобе, раздражении, что Бог захотел встряхнуть нас. Как сейчас все изменилось, у всех открылись необыкновенные свойства души. Вчера со мною ночь провела Л.: что это была за ночь! а она была бесконечно ласкова, терпелива, все делала так тихо, так ловко. Да и все оказались такими добрыми, внимательными». — Вот и смысл страданий! Господь бесконечно жалеет нас, но что делать, если мы можем дать какие-то искры, какой-то святой огонь, только когда нас поражают несчастья, катастрофы. В этом смысл войны, революций, болезней. Все это казалось гораздо многозначительнее вчера, в комнате умирающего человека, чем в этой бледной записи. 

Протоиерей Александр Ельчанинов (1881—1934) 


*** 
Наша любовь друг к другу может быть искренней и глубокой в солнечные дни, но никогда она не бывает настолько сильной, как в дни страданий и горя, когда раскрываются все ее скрытые до этого богатства. 

Из дневников императрицы Александры Федоровны Романовой 



Мама 

Моя кума, подруга детства, чуть ли не с самого дня крестин ее сына, моего крестника, весьма скептически относилась к моим попыткам регулярно водить ребенка в церковь. «Зачем ему стоять два часа на одном месте, слушать бесконечное нудное пение каких-то там молитв, когда он ни-че-го еще не понимает, он говорит только “мама, баба, папа, тетя, дядя”. Вот и все, что он способен воспринять. Какой Бог?» В знак протеста кума с нами в церковь не ходила: «Тебе надо, ты и ходи! Только смотри, ребенка не замучай!» Вначале я одна стояла с тяжеленным орущим кульком, которому, казалось, было всё на свете безразлично, кроме еды. Потом крестник подрос и часть пути мог проделать самостоятельно (другую часть пути приходилось опять-таки тащить на руках, благо церковь была недалеко от дома). Однако служба его занимала по-прежнему мало. Разве что свечки задувать нравилось и яростно рвать цветки, ростки и какие-то стручки на церковном кладбище. «Да что же это за беспредел! — думала я не раз в отчаянии.  — Вон та белобрысая девчонка того же возраста «мама-папа-баба» всю «Херувимскую» стоит как вкопанная, а этого опять тянет на улицу сорняки рыхлить, опять этот Ванька ноет, пропащий! Кажется, ему и правда рановато молиться». 

Как-то раз после службы крестник изъявил желание попутешествовать по храму. Потянул меня за руку и повел в один из приделов. «Что он там не видел?» — подумала я. Ваньку неожиданно заинтересовали огромные иконы. «Дядя!» — сказал он, постояв немного у иконы святителя Николая. «Ага», — подтвердила я. «Дядя!» — снова повторил он уже у иконы преподобного Сергия. «Дядя, дядя», — вздохнула я. Следующим было изображение неизвестной нам обоим святой. «Тетя!» — радостно сообщил мне крестник. Потом перед нами предстал образ какого-то архангела, кажется, Михаила. Ванька сосредоточился, потоптался на месте, а потом молча пошел дальше. А дальше нам встретилась огромная икона Богородицы. Ванька снова призадумался, я хотела было подсказать: «Тетя!» Но не успела. «Мама!» — произнес крестник. 

Таня 



*** 
Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой. 
Деяния святых апостолов 16:31 

Фома