Дядю Алешу, родного брата моего отца, я почти не помню, он рано умер. Но осталось в памяти, как мы втроём сидим за одним столом в его доме в большом украинском селе. Братья о чем-то разговаривали, а я к ним подсел позже. «Вот, я и говорю, Илья, - продолжил дядя Лёша, обращаясь к моему отцу, - каждое поколение мужчин в нашей семье прошло через войну. Мы с тобой – через Великую Отечественную, отец – через первую мировую, дед Трофим – через войну с турками. Даст Бог, может их, - он кивнул в мою сторону, - это лихо не коснётся». Мой дядя отвоевал семь лет.
- Сашко, - неожиданно окликает меня дядька, - а ты знаешь, что твой прадед участвовал в освобождении Болгарии из-под турецкого ига? Кстати, он один из тех, кто в августе 1877 года удерживал Шипкинский перевал. Дядя Лёша по образованию историк, он ещё до войны успел окончить Одесский университет. - Кстати, ты что-нибудь слышал о Шипке? К своему стыду я понятия не имел об этом, как оказалось, историческом месте для нашей семьи.
В тот день я узнал о жестоком подавленном турками болгарского восстания 1876 года, и о том, как Россия пришла на помощь единоверцам. Он сыпал именами и географическими названиями, но в моей детской головке ничего не осталось, кроме финальной дядиной фразы. – Вот, только одного не пойму, как за несколько месяцев активных боевых действий дед умудрился ещё и жену себе найти. И главное, зачем нужно было везти её из Болгарии? Ему что, здесь красивых девушек было мало?
Когда в сорок четвёртом наши вышли на границы с Европой, дядя Лёша надеялся, что попадёт в освобождаемую Болгарию и побывает в местах, где воевал дед Трофим, но их дивизию перебросили на другой участок фронта. А после войны такой возможности у него уже не было.
И вот, почти через сорок лет после того нашего разговора, когда я о нём совершенно забыл, в моём доме раздаётся звонок. Слышу голос моего хорошего товарища: - Отче, я сейчас не стану всё подробно объяснять, только к завтрашнему дню мне нужны ваши с матушкой загранпаспорта. – А, что, - спрашиваю, - мы куда-то собираемся? – Да, едем в Болгарию, должен же я, наконец, показать тебе своё новое приобретение. Ах, да, точно, я же ведь сам благословлял его купить там дом на побережье.
Через пару недель мы вылетали из Домодедова, рано утром всемером. Мы - это три семейные пары и я, у матушки оказались свои планы.
Только в самолёте я вспомнил, что с Болгарией нашу семью связывают особые отношения. Вспомнил и о том, как дядя Лёша рассказывал о моём прадеде Трофиме, воевавшем на Шипке, и вернувшимся в родное село вместе с женой болгаркой. Семейные предания говорили, что прадед привёз цыганку, но потом, уже пожив среди болгар, и присмотревшись к ним, я пришёл к выводу, что моя прабабка, скорее всего, была болгаркой, они там все смуглые и черноволосые. Вообщем-то неудивительно, что и мне, как, в своё время и моему дядьке, захотелось воспользоваться возможностью и побывать на месте тех давних боёв. Тем более, что вода в море ещё холодная. Мы наняли микроавтобус с гидом и поехали.
С самого начала наш гид, словоохотливый Светломир, пообещал, что поездка будет интересной и весёлой, и ещё он будет много шутить и рассказывать анекдоты. Действительно, они вылетали из него, словно бобы из стручка, и почти всё, о чём вещал нам проводник, заканчивалась какой-нибудь скабрезностью. Видимо, благодаря телевидению окружающий мир представляет нас, русских, скопищем постоянно хохочущих бабуинов.
Мы его просим: - Светломир, ты нам лучше о Шипке расскажи. – О, Шипка, - подымает он палец вверх, - об этом после. И снова давай вещать, как он учился в России, и о том, как он впервые, до потери рассудка, напился с русскими ребятами в институтском общежитии, как парился в русской бане, и о том, что любит Россию, точно так же, как и Болгарию. Нас, он почему-то называл «дети мои». Когда мои спутники проговорились Светломиру, что я священник, тот немедленно отрекомендовался православным человеком, и сходу предложил прославить во святых болгарскую целительницу Вангу. А потом в течение всей оставшейся поездки, в отличие от других «детей», уважительно называл меня «парнишкой».
Мы подъезжали к городочку Шипка, и я стал выглядывать башню, знакомую мне ещё по картинке на дешёвых болгарских сигаретах. Когда-то, очень давно, мы курили их в армии.
Но вместо башни нас сперва подвезли к величественному храму, построенному в русской традиции.
Когда мы ехали по Болгарии, то проезжая мимо деревень, обращали внимание, что нигде не было видно ни крестов, ни храмов. Я тогда ещё спросил у Светломира: - У вас что, храмов совсем нет? – Храмы есть, только они у нас, как правило, наполовину вкопаны в землю. Турки не разрешали строить православные церкви выше, чем всадник, сидящий верхом на лошади. А я всё удивлялся, почему храм монастыря святых Константина и Елены в пригороде Варны такой высоты, что я легко дотягиваюсь до его крыши. А когда входишь в него, то вместо того, чтобы, как мы привыкли, подниматься вверх, я должен был спускаться по ступенькам вниз, словно в погреб.
Да, чтобы строить такие храмы, как у нас в России, нужно иметь на это право, и право это завоевывалось в боях. Вот и храм в Шипке свидетельство такой победы. Его колокольня, взлетевшая вверх на 87 метров, и сама церковь стоят своим основанием на останках русских воинов, сложивших головы здесь же, на Шипкинском перевале. Я ходил среди гранитных плит, на которых выбиты наименования полков, чьи солдаты сражались в этих местах. Интересно, в каком из полков воевал мой прадед? Передо мной вся география центральной России: Брянский, Орловский, Ярославский, Владимирский, Суздальский и ещё множество других. Кстати, и кафедральный храм в Варне, гордость и украшение Болгарии, смог появиться на этом месте только после нашей общей победы над магометанами.
А в знаменитой башне на самом перевале устроен музей. Мы поднимались на обзорную площадку по узкой винтовой лестнице. Внутри башни было холодно, а на самом верху неожиданно тепло и безветренно. Вокруг открывалась изумительная панорама. Земля лежала, словно на ладони, и я всё пытался представить себе тогдашнее сражение. Правда, ничего у меня из этого не получилось. Ладно, зато я стою на том месте, где мечтал побывать мой дядя историк. Оставалось только узнать, как мой прадед познакомился с моей прабабкой. Вот бы реконструировать ещё и то далёкое событие.
После Шипки мы поехали в Велико Тырново, древнюю столицу Болгарского княжества. Гуляли по древним развалинам и слушали историю про благородного рыцаря, который, видимо, храня верность возлюбленной, отверг, находясь в плену, домогательства дочки болгарского царя. Та, в точном соответствии с древней библейской историей, оклеветала рыцаря перед папой, и тот казнил несчастного, но благородного человека. Да, с болгарами нужно держать ухо востро, что-что, а головы они рубить умеют.
Потом мы ещё бродили по улочке древних мастеров. На ней расположились мастерские ремесленников, здесь же создающих свои незамысловатые поделки. Уже наступил вечер, и кроме нас на этой старинной, мощёной булыжником улочке, уже никого и не было. Но некоторые лавочки всё ещё оставались открытыми. Я ходил и думал, что, вот здесь, на эти самые камни вполне мог наступать и мой прадед.
И, что вы думаете, именно здесь, на этой самой улочке, и случилась реконструкция той давней встречи. Я увидел её, стоящей возле входа в одну из таких старинных мастерских. Она улыбалась мне милой и доброй улыбкой, а когда я подошёл ближе, сказала: - Здравствуйте. И я сразу представил, вот точно так же 133 года назад, приблизительно на этом же месте стояла моя юная прабабушка болгарка и продавала русским воинам освободителям тогдашние магнитики на холодильники. Они встретились и полюбили друг друга, и уже больше не расставались, до самой смерти. Вот только умерла она очень рано. Родила мужу сына Федора, и вскорости отошла, говорят, что она так и не научилась понимать новый для неё языке, и ещё, что очень тосковала по родине.
Конечно, я не мог просто так пройти мимо этой болгарской девушки и попросил разрешения сфотографироваться с ней на память. Она немного смутилась, но и обрадовалась одновременно. Фотографируя нас, кто-то из моих спутников пошутил, мол, вот что значит отпускать мужа одного в далёкую страну. Они смеялись и не догадывались, что фотографируюсь я именно для матушки, чтобы привезти и показать ей фотографию моей прабабки. Во всяком случае, такой, какой я увидел её тёплым вечером в первых числах мая на старинной улочке мастеров древнего болгарского города, правда, 133 года спустя.
Здесь же, на этой улочке перед входом в крошечный полуподвальный ресторанчик, был выставлен щит с названиями блюд, которые можно было в нём заказать. Я читал эти названия и мне сразу же захотелось попробовать и свинскую каверму, и скару, и качамак. Хотелось всего, одно только останавливало, я не знал что такое: «свинская каверма» и «качамак». Решил расспросить наших шоферов, и те с удовольствием мне всё объяснили, правда, по-болгарски. Они клали невидимую свинскую каверму на левую руку, а правой совершали над ней такие же невидимые действия по её приготовлению. Качамак же укладывался уже на правую ладонь, а священнодействовала левая рука. Я видел, как мои собеседники всё более и более возбуждались от собственных слов, и не знаю, чем бы всё это кончилось, если бы не команда нашего гида: по машинам.
Да, любят болгары покушать, это точно, и порции у них, я обратил внимание, недетские. Если зашёл в ресторанчик, то крепко подумай, прежде чем заказать второе с салатиком, сможешь ли ты всё это съесть? Если они подают салат, то это не микроскопическое блюдце, как у нас, а небольшое корыто, а уж если закажешь второе блюдо, то помни, съесть его под силу только, как минимум, двум голодным едокам. Вообще, имея опыт посещения Черногории, замечу, что это какая-то всеобщая балканская традиция – закормить клиента до отвала. Может, это связано с тем, что местные жители, заказывая такие порции, берут, как правило, и бутылку вина, а потом часами сидят за столиком. Или, как мы видели это здесь же на праздник Св. Георгия Победоносца, ещё и пляшут вокруг своей тарелки до самого позднего вечера. Болгары народ небогатый, но очень весёлый.
В отличие от нас. Наша общепитовская порция – это уже всё то, что осталось после всех операций по её усушке и утруске. И ещё, мы съедаем пищу сразу за один присест, не пытаясь растянуть удовольствие от общения друг с другом, и если пьём, то предпочитаем водку. А после водки уже не до веселия.
В Болгарию хорошо посылать на откорм подрастающие поколения, как когда-то, ещё в моём детстве, посылали нас в пионерлагеря. Помню, там нас всё время взвешивали, и смотрели как мы прибавляем в весе.
Хотя, мне почему-то, не везло с этими лагерями. В один год директор нашего пионерлагеря справил свадьбу своему сыну. Нас целый месяц не докармливали, чтобы потом выложить всё припасённое на праздничный стол. Помнится постоянное томящее чувство голода, некоторые дети даже плакали, так есть хотелось. А мы с приятелем засекли за пределами лагеря одиноко стоящую военную машину связи. Поскольку сами мы были дети военных, то легко познакомились с солдатами связистами. Ребята оказались понимающими, чем они там занимались, я не знаю, но мы заходили к ним ещё несколько раз. Завидя нас сержант доставал буханку хлеба и открывал ножом банку свиной тушёнки. До сих пор я помню вкус тех бутербродов. И это был самый замечательный вкус, из всего того, что я потом, когда бы - то ни было ел.
Не везло нашему пионерлагерю и годы спустя. Однажды, будучи уже студентом, готовлюсь дома к экзаменам. Вдруг звонок в дверь, открываю. За порогом милиционер, просит быть понятым при обыске в квартире моего соседа. Оказалось, Николай Петрович, будучи уже на пенсии, подвязался в должности директора злополучного пионерлагеря, куда обычно отправляли детей военнослужащих. Помню в одном из углов большой комнаты гору рыбных консервов, а в другой – такую же гору тушёнки. И помню, как было мне стыдно, и потом ещё долго пересекаясь на лестничной площадке, я не мог встречаться с ним глазами.
В один из дней мы всей нашей дружной компанией поехали в Болгарский Балчуг, посмотреть замечательный ботанический сад на самом берегу моря, и находящийся в нём летний дворец последней румынской королевы. Сад действительно великолепен, множество цветущих растений, молодая зелень, и даже аллея кактусов, всё это радовало глаз, а проступающее фоном среди листвы в разных местах море, делало нас просто счастливыми. Иногда было не понятно, где заканчивается море и начинается небо. А вот и дворец румынской королевы, говорят, что она была русской по крови. На всякий случай я уточняю:- Это который из них дворец? Мне отвечают: - Вот этот,- и указывают на скромный летний домик, стоящий на самом берегу моря. А ведь для того, чтобы пройти внутрь и полюбоваться королевским дворцом мы специально покупали билеты. Любоваться было нечем, большая добротная мазанка с маленькими комнатками. Крошечные витражи, и если смотреть на них с внешней стороны, то вообще не скажешь, что это окна.
И это королевский дворец?! Время от времени, бывает, я освящаю дома состоятельным людям, вот то настоящие дворцы. Однажды освятил такой дом, и потом мы вышли с хозяином во двор. Во дворе красивые каменные горки, водопадик, много цветов. Между прочим, интересуюсь, кто в доме убирается? Всё-таки одних туалетов на четырех этажах штук пять. Жена, - отвечает, - кто же ещё? – А кто за садиком смотрит? – Тоже жена. – И тебе её не жалко, зачем вам на двоих такие хоромы? - Батюшка, положение обязывает, мои партнёры должны быть уверены в моей состоятельности.
Вообще-то, я понимаю, почему королева ограничилась таким неброским домом, ей никому ничего не нужно было доказывать. Она была королевой и могла позволить себе оставаться самою собой. Да и, на самом деле, человеку для счастья нужно совсем немного.
Как-то пригласил меня освятить себе точно такой же четырёхэтажный дворец обычный рабочий человек. Он всю жизнь проработал с женой на севере, давал стране газ, ну и страна не забыла своего героя, и под конец его карьеры заимел человек такой вот дом. Мы сидели с ним в уголочке гостиной на втором этаже, который представлял собой один сплошной зал без перегородок, и пили кофе. Пью, а у меня ощущение, что я нахожусь где-то в аэропорту. Говорю ему: – Слушай, ты же нормальный рабочий человек, неужели тебе всё это надо? – Не надо, - отвечает, - я порой и жену по дому ищу не как все нормальные люди, а звоню ей по телефону. Просто, понимаешь, мы в детстве жили вшестером в одной маленькой комнатушке, и я всю жизнь мечтал о собственном доме. Зарабатывал на него, вот и заработал, в конце концов. Дети к этому времени уже выросли и разъехались. Одна только радость и осталась, когда приезжают внуки, мы с ними здесь в зале в футбол гоняем.
Купальный сезон на Золотых песках ещё не начался, и я, чаще всего, в одиночку бродил по пустынным пляжам вдоль всего побережья. Человеку иногда полезно побыть и одному, но только не слишком долго, тем более, если тебя переполняют новые впечатления и тебе хочется с кем-нибудь перекинутся словом. О чём-то таком я читал и у Эфраима Севела, кстати, его, страдающий от одиночества, герой останавливался где-то здесь же на побережье, в одном из местных отелей. За всё время нашего путешествия, мне почти не удалось пообщаться с местными жителями. Оно и понятно, на носу начало курортного сезона, людям некогда точить лясы с праздношатающимися туристами, может, потому из всех встреч в Болгарии мне больше всего запомнилась именно эта.
Иду вдоль берега по пустынному пляжу, взлетают чайки, испуганные моим приближением, и вдруг вижу, мне навстречу, переваливаясь и держа руки в карманах, идёт ворона. Идёт точно вдоль береговой линии, ещё метров двадцать и мы с ней столкнёмся, клюв к клюву. Думаю, ещё метр-два и ворона взлетит, не выдержит, а она не взлетает, и сама, небось, рассчитывает, что сейчас этот турист уступит ей дорогу, а я не уступаю.
У нас здесь, на родине соседская кошка подружилась с вороной. Не поверите, но они вместе гуляют возле нашего храма, и даже бывает, что подкармливают друг друга заранее припрятанными остатками еды. Эх, вот бы и нам с вороной подружиться, тогда бы мы могли вместе бродить вдоль берега моря, и у меня появился бы друг.
 

Ворона приближается, и между нами остаётся ну, никак не больше трёх метров. Это глупые чайки суетятся, а мудрая ворона понимает, что этот человек ей не опасен. Но не желая связываться с неуступчивым туристом, ворона всё-таки берёт поправку в строну, сантиметров на пятьдесят, и мы проходим мимо друг друга, словно в море корабли. Думаю, неужели она сейчас спокойно идёт дальше и не опасается моего нападения со спины, ведь это против всякого чувства самосохранения. Я не выдерживаю, и оборачиваюсь посмотреть, не обернулась ли она, чтобы посмотреть, не обернулся ли я. Она не обернулась, ей не нужна моя дружба. Одно утешает, ведь это была болгарская ворона, и вряд ли она понимала по-русски.
Мы уезжали из Болгарии в дни, когда там по-настоящему начиналась весна. Ещё немного и зацветут розы, прогреется морская вода. И такое чувство, что возвращаясь домой, оставляю здесь что-то для себя очень дорогое. На этой, не избалованной красотами, земле живут славные люди, которые добрым словом вспоминают нас, русских, и всё ещё благодарят за свободу. Мне трудно это объяснить, но после поездки, я, кажется, начинаю понимать, почему мой прадед, возвращаясь на родину, увозил с собой молоденькую жену болгарку. И это, не смотря на то, что дома на Украине, у них, действительно, очень много красивых девушек.

Следующий рассказ батюшки