Оставим в стороне филологические изыскания. Явление, которое я назвал «лубочным христианством», присутствует в нашей церковной жизни как факт. Оно связано с неверным восприятием Церкви, при котором игнорируются два основных принципа церковной жизни: христоцентричность и синергия.
Христианство имеет определенную иерархию ценностей, и главное в нем — Сам Христос, Его божественная Личность. Он есть «Альфа и Омега, начало и конец» (Откр. 1:8); Он есть «Путь, Истина, Жизнь и Воскресение» (Ин. 14, 6; 11, 25); для верующего Христос — это всё (прп. Марк Подвижник). Цель жизни христианина — соединиться со Христом, жить Им и с Ним, и в Нем обрести спасение и мир, счастье и бессмертие. Именно для этой — ни для какой иной — цели Бог основал на земле Церковь, в которой через Таинства Духом Святым и происходит приобщение верующей души Христу Господу. Церковь — не просто средство индивидуального освящения человека. Во Христе человек обретает действительную полноту жизни, а следовательно, и общение с другими людьми; причем для Церкви совершенно несущественно, живет человек на земле или уже отошел в мир иной, ибо в Церкви нет смерти. Церковь — не просто сообщество верующих или специфическая организация. По сути своей Церковь есть Тело Христово. Отсюда и вытекает принцип христоцентричности. Он означает, что в Церкви все без исключения должно возводиться ко Христу Спасителю.
За 2000 лет своего существования Церковь накопила огромное богатство — духовное, культурное, социальное и проч., которое облекалось в великое множество форм и явлений, затрагивающих все сферы человеческого бытия. И все эти церковные формы и явления существуют исключительно для того, чтобы тем или иным образом приобщить или способствовать приобщению человека Иисусу Христу. Если мы, в силу тех или иных причин, начинаем воспринимать эти внешние церковные формы как нечто самоценное, вне контекста Христа, то мы совершаем ошибку, подменяя главное — второстепенным, существенное — формальным, ибо без Христа все абсолютно бессмысленно, пусть даже и в Церкви.
Слово синергия означает «совместное действие», сотворчество Бога и человека. Благодать Божия, присущая Церкви, никогда не действует насильственно, автоматически; Бог всегда уважает свободу человека и ждет от него сознательных и совершенно свободных религиозных движений сердца и действий. Этот принцип соблюдается во всех сторонах религиозной жизни. Все в Церкви рассчитано на осознанную ответственную жизнь христианина. В Церкви нет ничего формального, «слепого», того, что совершается «само по себе», как бы «в обход» человеческого произволения.
Вышеназванные принципы церковной жизни существуют вовсе не для умозрения, но, как и все в Церкви, для жизни. Из христоцентричности и синергии вытекает необходимость нравственного труда для соединения со Христом. Так как от ветхого Адама мы наследуем падшую природу, нам необходим труд противления ей и понуждения себя на исполнение заповедей Божиих, которым только и усвояется благодать Христова человеку. Многих людей такое христианство не устраивает. Не будем разбирать здесь причины, почему это происходит — это и боязнь свободы, и недооценка нравственности, и многое другое. В противоположность настоящему, «трудному» христианству существует гораздо более распространенное другое христианство. Оно характеризуется, в числе прочего, двумя вещами: двоеверием — христианством без христоцентризма, и магизмом — христианством без синергии и нравственного труда.
Двоеверие — явление, традиционное для Руси, характеризующееся принятием и усвоением обрядовой стороны православия при том, что дух жизни остается языческим. После 70 лет гонений на Церковь и потери людьми элементарной церковной грамотности двоеверие, не купируемое теперь, как раньше, целенаправленными пастырскими усилиями, получило широкое распространение. Причем двоеверие в наши дни — это уже не столько прыганье через костер на Ивана Купалу и святочные гадания, сколько определенный вектор жизни. Оно убирает из нашей религии Христа и ставит на Его место реалии падшего мира. Целью в этой системе взглядов является не Сам Господь и жизнь в Нем, а получение от Него вполне земных благ; Сам же Господь и Его заповеди никого не интересуют. Интересно, что и сами церковные формы при этом теряют свою целостность и становятся какими-то полуязыческими. Все церковное, к чему прикасается язычество, профанируется и опошляется, так что многие люди под Церковью понимают не Христа и христианскую жизнь, а Масленицу, Красную горку, яблочные и прочие «Спасы», «народные приметы» и тому подобные вещи. Отсюда и происходит тот «птичий язык», указание на который так возмутило прихожанку одного из московских храмов. Вдумайтесь, дорогие читатели: может ли наше спасение быть «медовым»? Можно ли Господа нашего Иисуса Христа назвать «яблочным»? Вот это и есть самый настоящий лубок — когда вместо серьезного разговора о самых значимых и важных для всех людей вещах —
о счастье, о смерти — мы говорим о куличах и пасхах...
Согласно магической точке зрения, духовной мир независим от человека, от его внутреннего состояния, человек — его пассивная часть, деталь, механическая игрушка на волнах неведомого для большинства потустороннего мира. Можно, однако, воздействовать на этот мир и направить это воздействие так, чтобы получить некий ожидаемый результат. Для этого особое посвященное лицо, жрец или маг, должно точно выполнить то или иное обрядовое действие; и если оно правильно совершено, если учтены все значимые потусторонние обстоятельства дела, то результат гарантирован, независимо от внутренних расположений сердца человека, от его веры, взглядов, дел, нравственного состояния и прочее. Главное — чтобы посвященное лицо учло все обстоятельства и скрупулезно точно исполнило определенный род действий.
Если магизм проникает в Церковь, он коренным образом извращает внутренний строй христианина, так что он фактически перестает им быть, хоть внешне может быть весьма воцерковленным человеком.
Магизм в Церкви прежде всего извращает отношения человека и Бога, извращает саму мысль о Боге. Бог становится не любящим Отцом, а неким абстрактным принципом, внушающим прежде всего не сыновнюю любовь, а боязнь подчиненного к загадочному начальнику. Между человеком и Богом невозможными становятся личные отношения, а именно в них заключается суть нашей религии. Возникают отношения формальные, юридические; благоугождение Богу переносится из сферы нравственной исключительно в исполнение определенных внешних правил. Магическая точка зрения стоит на том, что Богу нужен только обряд, правильно, вовремя исполненный; а в остальном человек Богу ничего не должен, и отношения человека и Бога этим вполне исчерпываются.
Что из всего этого получается на практике? То, что Церковь превратилась у нас в некую белую магию православного обряда. Со Христом человеку не всегда легко и комфортно. Он заповедает: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь (Мк. 12:30). Это требует, как я уже сказал, нравственного напряжения, устремления сердца ко Господу. Людям это неудобно, да и с амвонов нечасто услышишь об этом. Пастырям проще выступать в роли жрецов — отслужить молебен или требу и, получив плату, на этом закончить созидание Церкви. Людям же легче поставить свечи, написать записки, пройти по канавке и т.п., в надежде, что они автоматически окажут нужное магическое действие, — чем разбираться в своей жизни и строить ее в соответствии с Евангелием.
Между прочим, отсюда же происходит и ворох сомнительных историй, по поводу которого недоумевает чувствительная к филологии прихожанка одного из московских храмов. Настоящее, церковное, Евангельское, православное святоотеческое христианство совершается внутри сердца человека, оно скромно, неэффектно, непублично, оно чуждо развлечению, требуя ровности жизни и внимания к себе. В некотором смысле оно сухо и буднично. Если человек не живет им, то у него появляется потребность расцвечивания этой «сухости» внешним (пусть даже и религиозным) развлечением, эффектностью. Об этом прекрасно писал еще в XIX веке свт. Игнатий Брянчанинов. Отсюда — чудеса, знамения, пророчества о конце света, поиски старцев и стариц, дешевая апокалиптика, национализм и прочее. И все это тоже вполне подходит под определение «лубочности». Фиксируется она в многочисленных устных и письменных историях, по поводу которых еще в I веке ап. Павел писал: «Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии» (1Тим. 4:7).
Итак, на основании вышесказанного определим: лубочное христианство — это профанация, внешнее без внутреннего, христианство без Христа, церковная жизнь без нравственного духовного труда.
В чем его главная опасность? Все внешние вещи, в том числе и фольклорные, вполне имеют право на существование, но при одном условии: если они стоят на своем месте в иерархии христианских ценностей. Если же эта иерархия нарушается, тогда происходит то, о чем говорит Господь — соль Церкви теряет свою силу (ср. Мф. 5, 13).
В своей пастырской практике я не раз сталкивался со следующим явлением. Вот живет человек, жизнь его ровная и устроенная. Его вполне удовлетворяют купола и колокола, свечи, записки и молебны. Но приходит какое-то серьезное искушение, испытание, напасть — внешняя, например, наркомания, алкоголизм родственников, или внутренняя — охлаждение веры, душевная усталость, тот же алкоголизм и т.п. Человек обращается за помощью, разумеется, к Церкви. И тут оказывается, что купола и колокола, записки и молебны, старцы и канавка не помогают... А ни к чему другому человек в Церкви не привык. Ему не объяснили, что для Церкви все это — внешний «антураж», действенный лишь постольку, поскольку он является выражением нравственного и духовного личного усилия по направлению ко Христу. Не объяснили вовсе не по злонамеренности какой, а потому, что главенствующее значение в современной церковной идеологии, у многих пастырей, в огромном количестве церковной литературы, имеет именно лубочное, псевдоцерковное христианство. Как всякая неправда, при столкновении с реальностью такое христианство терпит фиаско, люди разочаровываются в Церкви, отходят от нее, — что мы и наблюдаем не только в личной жизни многих христиан, но и в масштабе исторического процесса.
Что же делать? На это нам поможет ответить еще одна цитата из письма вышеупомянутой прихожанки: «Образовательный и интеллектуальный уровень человека еще ни о чем не говорит в Богопознании (скорее даже наоборот)».
Вот с этим я никак не могу согласиться. Это называется обскурантизмом — т.е. пренебрежением к образованности, культуре, науке. К сожалению, это нравственное уродство широко распространено в церковной среде. Почему-то многие считают, что работа мысли вредит чистоте церковной жизни. Один известный батюшка как-то, выступая по радио, даже заявил: а я рад, что я необразован. Святые отцы — что еще нужно для христианина? Но как раз святые отцы все были образованнейшими людьми своего времени, отличавшимися, помимо святости и духовности, высочайшим интеллектуальным уровнем. Церковь создала великую культуру, философию, науку.
Обскурантизм же не может ничего создать. Будучи по природе явлением маргинальным, он может лишь все законсервировать и в конечном итоге низвести действительное богатство Церкви до уровня лубка. И ответ на вопрос «что делать?» лежит именно в этой плоскости. Образовываться! Усваивать знания и культуру, осмыслять современность с евангельской и церковной точки зрения и перестать смотреть на мир сквозь узкую щель лубочного мировосприятия. 

Азбука