Протоиерей Алексей Уминский

 Зло многолико, но не многоцветно», — пишет в одном из стихотворений Иван Колючий. Если радуга была символом завета Бога и человека, то зло пишет всегда одной краской. Чёрной краской насилия.

Оно может прятаться под разные личины: то под личико «невинного» ребёнка, отстреливающего воробьёв из рогатки, то под звериную морду концлагерной системы, впервые громко заявившей в Европе о себе в Австро-Венгрии в лагерях для узников-русинов (галичан и буковинцев) Талергоф в Штирии, Терезин в Северной Чехии и др., а затем показавшей своё кровавый оскал при нацистских и большевистских режимах. Но страшнее, когда оно принимает ещё более изощрённые формы. Отец Александр Мень как-то вспоминал жуткий случай из своих школьных лет, когда в результате несчастного случая на уроке физкультуры погиб его одноклассник. Мальчик никогда не выделялся особой идейностью среди других ребят, но тут ребёнок, умирая, вдруг в полубреду стал разговаривать со Сталиным, якобы пришедшим забрать его к себе. И вот, размышляя над этим необъяснимым феноменом в контексте осмысления влияния антигуманных государственных режимов, Мень пришёл к выводу: «Ведь это религия! В душе умирающего нечто высшее, священное приняло облик отца…» О том, что насилие сказывается не только социально-историческими последствиями, но и антропологическим, экзистенциальными, размышляли многие мыслители: писатели «потерянного поколения», Оруэлл, Шаламов, Алексиевич. Вот и мы о последствиях, внешних и внутренних, насилия задали несколько вопросов прот. Алексию Уминскому.

– Говорят, предельная форма сломленности насилием жертвы наступает тогда, когда она начинает любить и испытывать привязанность к тому, кто ее угнетает и тиранит. В этом обожании заидеологизированного сердца мало евангельской любви к врагам. Достаточно привести пример Сталина, весть о смерти которого некоторые встречали со слезами на глазах, несмотря на то, что миллионы людей были жертвами репрессивной машины в годы его правления. Андре Глюксман отмечает, что даже в пражских трамваях люди рыдали от этой новости. Как этот феномен объяснить с духовной точки зрения?

– Я замечал такую интересную вещь, что люди очень хорошие, очень добрые, искренние и отзывчивые бывают таковыми в тот период, когда в их жизни все нормально и хорошо, когда их благополучию и уверенности в себе ничто не угрожает. Хотя в мире не бывает момента полного благоденствия, потому что ежедневно происходит огромное количество и несчастных случаев, и жестоких войн, и катастроф, но есть маленький благополучный мирок, в котором человек живет до какого-то момента, и ему кажется, что у нас все хорошо и спокойно. И тогда ему совсем не трудно быть по-настоящему хорошим, глубоким, открытым, прекрасным человеком, и если он еще и христианин, оказывать милость тем, кого он не любит и считает чужим. Но как только почва начинает шататься под ногами, когда в твой мир вторгаются явления, которые ты не можешь для себя как-то понять или объяснить, все это куда-то уходит.

Я обратил на это внимание, когда несколько лет назад в России началось так называемое протестное движение с белыми ленточками и с выходом на Болотную площадь. Когда этот мир благополучия и определенной стабильности (хоть и не самой лучшей стабильности, мы это называли периодом стагнации) вдруг начинает рушиться, какие-то привычные вещи открываются с совершенно другой стороны. Человек привык, что все в каких-то областях его жизни чисто и благополучно, и вдруг он начинает узнавать мир иным, ему открывают какую-то другую правду, какой-то другой взгляд на те события, которые он привык получать в уже готовой оболочке. И человек, теряя свою уверенность в мире, в себе самом и в своем взгляде на этот мир, вместе с этим вдруг теряет и свое внутреннее наполнение. Люди, которые начали смотреть на мир иными глазами, увидели какие-то другие явления, стали давать иные оценки происходящему, лишают его уверенности, и человек вдруг начинает этих людей не любить, восставать против них, потому что они каким-то своим образом поведением или каким-то протестом лишили его уверенности. Все, на что он опирался, оказалось вдруг не таким уж и надежным, не таким уж хорошим, не таким уж чудесным. И вместе с уверенностью человек теряет и свое отношение к этому миру, и свое правильное хорошее отношение к людям, к которым он прежде относился хорошо.

Так это было, например, во времена любого авторитарного правительства, авторитарного правления или даже такого культа этого правления, как при Сталине или при Гитлере. Видимое благополучие, которое складывалось в жизни людей в тот период, было наполнено идеологическим содержанием правильности этого благополучия, незыблемости его, и, конечно же, его нравственного оправдания, потому что все, что делает подобный человек или правительство, строится на каком-то нравственном императиве. Если кто-то под этот нравственный идеал не подпадал, кто-то вдруг начинал понимать, что он строится на лжи, то скорее тот человек был признан виноватым, а не тот, кто давал ощущение стабильности.

Это очень интересный феномен, потому что некоторые люди как-то забывают, на чем они строят свою жизнь, на каких основаниях они сейчас стоят. И если эти земные основания начинают колебаться, то человек, теряя уверенность в своем завтрашнем дне, уверенность в своей правоте, в своем взгляде на мир, начинает хвататься за привычные для него вещи, которые всегда выстроены на четкой идеологической парадигме. Тогда и христианство, если человек христианин, тоже может стать формой идеологии. Потому что на первое место выходят совершенно земные, определенно человеческие, сформированные веками представления о правде. Ну, например, такие, как патриотизм.

Патриотизм хорош, но только до какой-то степени. Сам по себе патриотизм, если он является каким-то чисто человеческим явлением, не плох и не хорош. Вспомним начало Первой мировой войны. Из-за чего она началась? Для этого не было никаких экономических причин, все договоренности были соблюдены. Европейский мир и Россия на этот момент были совершенно благополучны, не было никаких серьезных причин противоборства великих держав. Это был взрыв патриотических чувств: «Нас обидели! Нас оскорбили! Нас унизили!» И эти патриотические чувства в равной степени были характерны как для Германии, так и для Франции, и для России. И каждый в этом взрыве патриотизма не мог не ощущать своей идентичности со своей страной, со своим народом, и своей, прежде всего, правоты. Все остальные сразу становились неправыми, злыми, коварными, жуткими уродами, с которыми необходимо было воевать, которых необходимо было поставить на место.

И, собственно говоря, это наблюдается и тогда, когда надо зацепиться главным образом за фигуру, которая транслирует этот патриотизм, потому что тогда эта фигура становится наиболее привлекательной и транслирует правду. Но в какой-то момент тираны очень пользуются нашим желанием сильной руки, нашим желанием за кого-то зацепиться, спрятаться, с кем-то быть единомышленником. И когда эту сильную руку кто-то начинает кусать или объявлять ее сильной, но не честной, эти люди становятся виноватыми, становятся нашими врагами. А тот, кто создавал нам иллюзию благополучия и стабильности любой ценой, становится нашим отцом.

Мне кажется, это одна из этих причин, которые заставляют людей плакать по своим палачам. Это очень сильное чувство человека – чувство неустроенности, неуверенности. Быть уверенным во Христе, строить свою жизнь на Христе, на Евангелии, – очень и очень неудобно и тяжело. Во многом это непосильно, потому что каждому из нас хочется за что-то зацепиться, хочется, чтобы наша Родина была образцом нравственного стояния, чтобы наше правительство и наши руководители были, прежде всего, людьми, которые ведут нас к правильным формам жизни и сами исполняют идеалы или по крайней мере имеют определенные четко выраженные нравственные позиции и от них не отступают. Тем более, что всегда находятся страны и правители, которые явно живут как агрессоры, явно несут зло народам земли, и на их фоне наши страны и правительства всегда могут выглядеть лучше. И когда мы вдруг видим, что и наши политики могут поступать так же плохо, как и политики всего мира, нам надо найти для этого просто объяснение: «Они все равно хорошие, просто по-другому нельзя». Интересно, что во время Великой Французской революция Робеспьер выступал за отмену смертной казни, а потом оказалось, что для того, чтобы все стало благополучно, надо просто применить ее к отдельным личностям. И вся Франция захлебнулась в крови.

И сегодня эта разделенность людей по разным лагерям происходит из-за того, кто на что опирается. Каждый ищет свою собственную опору, свою сильную руку, собственную правоту, не давая себе возможности остаться одному, самим собой, со своей совестью и со Христом, потому что ради этого придется сильным образом перестроить свою жизнь.

– Согласны ли вы с идеей французского философа Рене Жирара, что любая попытка преодоления насилия, не базирующаяся на Евангелии, есть в конечном итоге всего лишь рационализация насилия и использование меньшего насилия для предотвращения большего? Та же политико-правовая система и прочее…

– Я не знаю творчества этого философа, но с этим трудно не согласиться. Дело в том, что есть разные способы преодоления насилия. Если говорить о противостояния конкретных людей, определенной ссоры или конфликта, то евангельский способ преодоления конфликта для людей верующих так же невыносим, как для людей неверующих. Преодоление зла и насилия евангельской любовью является величайшим подвигом для любого человека. Поэтому наивно думать, что это возможно в каких-то глобальных пространствах государственной политики.

Конечно, призывать людей любить друг друга, перестать ненавидеть – это всегда правильно и совершенно необходимо. Но для того, чтобы быть реалистами, мы должны посмотреть просто на самих себя: насколько мы способны прощать самые простые вещи, просто каким-то образом сглатывать обиды, примиряться с тем, что нанесло нам серьезное поражение. Немногие на это способны. Но, тем не менее, такая возможность у каждого из нас есть. Лучшая возможность преодолеть конфликт – это взять удар на себя. Но это значит принять на себя муку, в конечном итоге оказаться проигравшим в глазах всех людей и в глазах самого себя.

Подставить вторую щеку и дать возможность тебя добить не каждому под силу, но только очень крепкому, сильному и мужественному человеку. Для того, чтобы христианин, хотя бы христианин, научился это делать, необходимо, прежде всего, перестать раздавать друг другу клички и перестать навешивать друг на друга ярлыки.

Если кто-то кого-то не любит, от этого никому не будет хорошо, как бы мы не оправдывали свою нелюбовь. Не так давно я был в одной хорошей семье, которая только начинает делать первые шаги в Церковь. И там у молодой женщины погибла в автокатастрофе мать, а виноватая в этом другая девушка уехала с места аварии, не признала своей вины и убегает от ответственности. А дочь погибшей делает все, чтобы ее засудить, посадить, снять с нее огромную компенсацию, потому что она убила ее мать и не хочет в этом признаваться. Она ее не любит и ищет возможность не любить ее и дальше, и ей от этого только хуже, она иссохла от этой нелюбви, просто иссохла. И мне кажется, что все-таки лучше вот так честно кого-то не любить, но не любить – человека. Потому что если в этой ненависти мы можем сказать: «А, так это же укроп! А это же рашист! Бандеровец! А это – колорад!», то людей уже нет, а есть те, кого любить нельзя, кого ненавидеть – это просто наша обязанность. Мы же против фашистов! Мы против бандеровцев! Мы против террористов, которые хотя разделить нашу родину! И тут людей уже нет, идет война и настоящая, и информационная, и война в наших сердцах не против людей – они скрыты за этими страшными кличками. А когда уже нет человека, ты имеешь право ненавидеть спокойно, ненавидеть радостно, оправдывая свою ненависть патриотизмом, православной верой, Евангелием, флагом с Нерукотворным Образом, или другим знаменем… Это уже не имеет значения, потому что ты – за правое дело, и против тебя уже не люди, а персонажи из книг и кинофильмов, которых надо уничтожать, потому что они враги, но не люди.

Я грешный человек, у меня много людей, которых не люблю, но мне от этого плохо. Мне не нравится не любить… Я могу привести миллион причин для того, чтобы кого-то не любить, но могу не любить – человека.

И вот, прежде чем побеждать насилие, по-евангельски надо снять друг с друга эти страшные маски и увидеть в своем враге человека, которого ты не любишь. И тебе от этой нелюбви станет очень нехорошо, если ты что-то еще в себе человеческое сохранил. От нелюбви даже к самому плохому человеку тебе не может быть хорошо. Это ужасно – кого-то ненавидеть. И тебя эта ненависть в конечном итоге либо доведет до сумасшествия, либо ты будешь с ней бороться. И только тогда может начаться разговор о том, что такое большее, а что такое меньшее зло, чем это зло можно преодолеть, чем это насилие можно победить. А пока насилие скрыто под маской благочестия, под маской патриотизма, под маской борьбы за идею, с насилием бороться бессмысленно, потому что это насилие не против человека, а против какого-то мифа. Но умирают то люди… умирают дети… льется человеческая кровь… и если уж она сеется между людьми, что потом вырастет на этой земле? Какие плоды она принесет?

– В чем причина, на ваш взгляд, насилия: в желании властвовать? В страхе? В том, что «пустота вьет себе гнезда внутри? Или…

– Я уже немного ответил на это в первом вопросе. Конечно, причина насилия –это колоссальный страх человека, который не умеет жить, который не понимает, зачем он живет, который вообще не нашел для себя причин для жизни. И жизнь свою такой человек может оправдывать присутствием кого-то, кто хуже него. Это страшная вещь, когда мы так живем и так смотрим на мир, когда оправдываем свое существование тем, что есть в мире люди хуже нас, есть в мире явления, которые ниже нас. Чувствуя свое превосходство над кем-то, мы и даем себе право проявлять насилие.

Сегодня прочел, может быть это фейк, но очень похоже на реальную ситуацию. Летом на одном из Черноморских пляжей какой-то ди-джей объявил, что он поставит гимн России, и все должны встать, а кто не встанет – наш враг. Это само по себе уродство – из гимна страны делать дикое позорное шоу и так унижать людей. Часть людей почувствовали, что как-то нехорошо быть врагом и привстали, а одна женщина даже не приподнялась, и здоровый мужик с соседнего лежака ударил ее булыжником со словами: «Такие как ты продали Родину!» Зачем он это сделал? Потому что у него оказался объект, на котором он может оправдать всю свою низменность – ты хуже меня! Вот и все. Агрессия, насилие рождаются таким образом. Так оно рождается в России, так оно рождается в Украине, так оно рождалось в фашистской Германии, в США, по всему свету, когда находится кто-то, кто может быть воспринят как человек, который хуже, низменней меня, а я на его фоне могу выглядеть героем. Так же рождается желание властвовать.

– Как относиться христианину к проблемам справедливой войны?

– Не бывает справедливой войны. Война по сути своей несправедлива. В слове справедливость есть корень – правда. Правда для нас – Сам Христос, Солнце Правды.

Даже если война ведется для защиты своей Родины, она может быть оправдана этим, она может быть героической с точки зрения защиты своих ближних, но все равно не может быть справедливой, потому что на ней льется человеческая кровь. На войне люди убивают друг друга, преступая одну из главных заповедей, которую нам оставил Господь: «Не убей». И как бы то ни было, эта заповедь нарушается. Поэтому справедливой войны не бывает.

Бывает война, в которой человек не может не участвовать, когда, действительно, нападают на твой дом, когда убивают твоих ближних, когда ты обязан жертвовать собой и пролить свою кровь, потому что ты защищаешь невинных и безоружных. Тогда понятно, почему ты участвуешь в войне, почему совершаешь подвиг и своей грудью прикрываешь других. Но когда ты возвращаешься с этой войны с головой своего врага, то в этот момент эта война перестает быть оправданной твоим подвигом.

Если мы скажем, что есть справедливая война, то можно сказать, что есть войны хорошие, а есть войны плохие. Есть войны, который можно оправдать, и они получают благословение Божие, а есть войны изначально плохие. И тогда каждый будет свою войну оправдывать словами: «Моя война справедливая, поэтому я имею право тебя убить». Не может быть справедливой войны, и не потому что я пацифист, а потому что война – это зло.

– Каково христианское отношение к проблеме патриотизма? Как понимать проблему патриотизма в контексте известного высказывания: «Христиане населяют свое отечество, но как пришельцы, во всем участвуют, как граждане, но все терпят, как чужестранцы, и всякая чужбина им отечество, и всякое отечество – чужбина»?

– Ну, с этим можно только согласиться. Вот у Пушкина отечеством было исключительно Царское Село, а мир – чужбиной, и никто не может обвинить Александра Сергеевича в отсутствии патриотизма.

Чувство патриотизма – совершенно нормальное, естественное и очень хорошее чувство, но оно не может быть добродетелью, потому что не приводит человека к Богу. Оно созидательное, оно прекрасное, оно замечательное, потому что дает возможность человеку радоваться о Боге, благословляя свою землю, свой род, культуру и тех прекрасных сынов отечества, которые на этой земле родились. В этом смысле это такое же нормальное чувство, как все естественные человеческие чувства, как любовь к родителям, к своим детям… В этих чувствах нет добродетели. Христос об этой нормальности говорит в свое нагорной проповеди: «Если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?» (Мф. 5:46-47)».

То есть, есть вещи, которые совершено нормальные, плохо – когда этого нет, когда человек этого не делает. А когда он это делает, в этом нет ничего особенного, это нормально. Плохо становится тогда, когда ты свою-то родину любишь, а когда другой человек любит свою родину, ты называешь его националистом. Почему-то свой собственный национализм бывает хорошим, а любой другой становится плохим. Плохо то, что когда ты любишь свою родину, ты можешь унижать родину другого человека, унижать культуру, национальность и язык другого человека. На этом патриотизм твой кончается и начинается фашизм, истоки которого, между прочим, в нормальном человеческом патриотизме. Поэтому с патриотизмом надо быть аккуратным и осторожным и любить свою родину, понимая, что твоя родина хороша постольку, поскольку хороша и другая родина.

Когда я вижу футболку, на которой написано «Мы русские, с нами Бог», я почему-то вспоминаю фашистскую пряжку, на которой написано «Gott mit uns» («Бог с нами» — девиз, изображавшийся на гербе Германской империи, широко используемый в немецких войсках с XIX века, в частности, начертаемый на пряжках ремня обмундирования нацистов. – А.Г.), потому что если Бог любит русских, это не значит, что Он не любит американцев, это не значит, что Он не любит чеченцев или кого-то другого. Или, когда я вижу другую футболку, на которой написано: «Дякую тобi, Боже, що я не москаль», у меня возникает то же самое чувство. Потому что если ты любишь Бога, ты должен быть благодарен Богу совсем не за то, что ты русский или украинец, это не прибавляет нам ни ума, ни духовности, ни доброты наших сердец, ни милосердия. Это только делает нас наследниками наших великих культур, через которые мы можем научиться любить Бога и ближних, как это делали наши великие предки. Но если мы через это начинаем ненавидеть, радоваться, что мы не такие, как другие, и записывать Бога в свою футбольную команду, то тут прекращается всякий патриотизм и начинается беда, начинается ненависть.

– Владыка Антоний Сурожский различал непротивление злу, которое направлено на меня, и отпор злу, которое направлено на ближнего. Но в мире, где человек человеку волк, если ты будешь не способен постоять за себя, тебя быстро съедят.

– Злу, как таковому, надо противиться всегда, и когда оно направлено против тебя, и когда оно направлено против твоего ближнего. Зло никак нельзя принять. Зло никак нельзя не заметить. Нельзя делать вид, что ты такой непротивленец, оправдывая тем самым свое равнодушие и просто свою трусость.

Злу необходимо сопротивляться всегда, только противление этому злу может принимать разные формы. Можно сопротивляться силой, можно сопротивляться любовью. Злу можно сопротивляться чем угодно, кроме как самим злом, потому что когда человек использует зло, а это значит – хитрость, ложь, коварство, подлость по отношению к своему противнику, – то такого зла становится в два раза больше. Так что сопротивляться злу нужно всегда и во всем, только не использовать зла для этого сопротивления.

– Известный итальянский педагог-христианин Франко Нембрини отмечает особую форму насилия – насилие над реальностью, ситуация, когда мы пытаемся упорядочить нашу жизнь под наши взгляды и картину мира. Как верующему человеку избавиться от соблазна насилия по отношению к жизни или можно к этому лишь стремиться?

– Я не знаю, как ответить на этот вопрос.

Одна из форм насилия, которую я ощущаю сейчас во всем мире, и в противостоянии Украины и России, это форма насилия над свободой наших взглядов, это информационная война, пропаганда, которая пытается нами манипулировать.

Это одна из страшнейших форм насилия, которая как бы не кровопролитная, но разжигающая ненависть в людях, унижающая и тех людей, которые этим занимаются, и нас, которые оказываются бессильными, потому что человеку нужна правда. Человек ищет истины, человек должен понять, что происходит в мире, а его используют как марионетку, которая приучена только ненавидеть. Вот это одна из самых страшных форм насилия, которые сегодня переживает человечество.

Источник