Сегодня более 5 тыс. украинцев в возрасте до 15 лет страдают онкологическими заболеваниями, из которых лечатся около 3 тыс. Уровень детской онкозаболеваемости в Украине вполне соответствует европейскому, где этот показатель составляет 11 — 13 человек на сто тысяч населения, но если в странах ЕС выздоравливают около 70% детей, то у нас не более 50 (хотя по некоторым видам опухолей — лейкозы, лимфомы — мы ни в чем не уступаем развитым государствам). Почему так происходит? На этот и другие вопросы отвечает главный детский онколог Минздрава Украины, руководитель отдела детской онкологии Института онкологии АМНУ ГРИГОРИЙ КЛИМНЮК.

Вопрос не так-то прост

— В нашем отделении, рассчитанном на 40 коек, ежегодно курс лечения проходят до 250 пациентов в возрасте до 17 лет, — рассказывает г-н Климнюк. — Хочу подчеркнуть, что эффективное лечение любого заболевания без надлежащего финансирования невозможно. Выделяемые из госбюджета 114 млн. грн. в рамках национальной онкологической программы практически все расходуются на закупку медикаментов. Из них детская «квота» составляет 10 млн. Еще столько же денег выделяется в рамках программы «Дети Украины». Этого крайне мало. Например, одному только нашему отделению, по самым скромным подсчетам, в год требуется 7— 8 млн. грн., хотя аналогичное на Западе финансируется в размере 10— 12 млн. долларов. Правда, там до 80% денег уходит на выплату зарплаты врачам и медсестрам. А общая потребность детской онкологии составляет не менее 50— 70 млн. грн. в год, причем речь идет только о приобретении медикаментов.

Не следует думать, что дети в Украине беззащитны перед грозным заболеванием. Надо различать так называемых первичных больных и рецидивных (с рецидивами заболевания). Обеспеченность лекарствами первых составляет 80— 90%, и все имеющиеся ресурсы в основном тратятся на их лечение. Понятно, что в такой ситуации тяжелее приходится тем родителям, чьи дети болеют рецидивной формой, лечение которой требует применения чрезвычайно дорогостоящих препаратов и технологий.

Хочу подчеркнуть, что никакого двойного подхода в нашем отделении нет. Мы не проводим селекцию среди больных, они имеют одинаковые права.

— Некоторые медицинские чиновники считают, что государство тратит большие деньги на приобретение самых дорогих онкологических препаратов известных фирм, хотя их более дешевые аналоги (отечественные и индийские) ничем не хуже.

— По этому поводу хочу сказать следующее. Во-первых, в качестве члена экспертной комиссии Минздрава мне приходится высказывать свое мнение о желательности закупок того или иного препарата, но окончательное решение принимают другие люди (члены Тендерного комитета МЗ). Во-вторых, вопрос этот не так прост, как кажется на первый взгляд. Приведу конкретный пример. Для лечения хронического миелоидного лейкоза применяются стандартные интерфероны «Альфа 2а» и «Альфа 2б» различных фирм. Это апробированные препараты, которые производятся вот уже 20 лет. Существует так называемый протокол лечения этого заболевания с помощью вышеуказанных препаратов, в котором расписаны все детали, начиная от поступления больного в медучреждение и заканчивая его выздоровлением.

Допустим, у фирмы, производящей эти препараты, закончилось эксклюзивное право, и различные как солидные, так и малоизвестные фирмы начали выпускать его аналоги (генерики). Статистического материала по их применению нет. В другой сфере медицины это не столь существенно, но при лечении опухолевой клетки чистота и определенная концентрация препарата имеют огромное значение. В итоге члены комиссии дают заключение, что по всем параметрам, включая цену, победил препарат такой-то фирмы, но поскольку обязательным условием тендера является опыт его применения в этой области, то решайте сами. Окончательный вывод остается за тендерным комитетом.

Наша колоссальная проблема — современная диагностика

— Что скажете об украинских производителях?

— В онкологии огромное значение придается противогрибковыи препаратам. Дело в том, что у наших больных после химиотерапии легкие и желудочно-кишечный тракт очень уязвимы для всякого рода инфекций. Больные сами для себя становятся смертельно опасными — «живущие» в них микроорганизмы могут стать причиной сепсиса. Чем будем мы лечить больного — препаратом, который только вчера произвели, или тем, который ему гарантированно поможет?

Существует противогрибковый препарат флюконазол, который выпускают две фирмы, — американская «Пфайзер» и украинская «Юрия-Фарм». Мы применяем первый, и виноваты в этом наши отечественные производители. Если они заинтересованы в продвижении своего препарата на рынок, то для того, чтобы продемонстрировать его достоинства, могли бы предоставить его нескольким ведущим медицинским учреждениям Украины (областным или горбольницам, НИИ) для апробации. В этом случае, возможно, его стали бы применять в различных областях медицины, однако для самых тяжелых онкологических больных мы бы все равно потребовали оставить квоту, чтобы можно было приобрести уже зарекомендовавший себя препарат.

А вообще никакой предвзятости к отечественным препаратам нет, мы покупаем все лекарства, которые выпускаются в Украине. Нет такого, которым бы не пользовались. А вот в США несколько другой подход. Американские медики считают, что больной обязательно должен быть предупрежден, что данный препарат является генериком. У нас, к сожалению, более ограниченные ресурсы, хотя мы также считаем, что пациент должен иметь всю информацию о своей болезни и о применяемых препаратах. В отличие от других областей медицины, у нас нет врачей, «заангажированных» на дорогих препаратах, — пациент лечится и полгода, и год, за это время денежные ресурсы истощаются. Рано или поздно больной все равно начинает использовать более дешевый препарат. Хочу подчеркнуть, что при назначении лекарства вопрос о фирме, которая его производит, не стоит. Главное, чтобы он был апробирован.

.

— Что же в таком случае наиболее важно в вашей сфере?

— Наша колоссальная проблема — это диагностика, которая отстает от современных требований детской онкологии лет на 25. Институту нужны спиральный компьютерный томограф, цифровой рентгенаппарат, высокоточное оборудование для лучевой терапии. Кроме того, нам крайне необходим минимальный набор препаратов для иммуногистохимической лаборатории, годовая стоимость которого составляет 20 тыс. долларов. Этого вполне хватит не только для нужд нашего отделения, можно было бы также в областных больницах ставить предварительный диагноз, а окончательный — в нашей клинике. Например, в тех же США ставят диагноз лишь три независимых морфолога — лечащий врач, руководитель клиники и ведущий специалист, поскольку очень высока ответственность.

Не так давно я побывал в детской онкологической клинике в Шотландии. В ней всего лишь 10 одноместных палат, хотя на Западе клиники на 40 человек считаются крупными. В штате только один врач. Спросил, сколько больных в год принимают. Мне ответили, что 15. И при этом работают 10 медсестер! В нашем отделении 8 медсестерских вакансий — никто не хочет работать, в каждом районном отделении по трудоустройству наши заявки годами лежат. Работа сложная, психологически напряженная, а платят мало — 150 грн. в месяц. Вот и получается, что на ночь с детьми только одна медсестра остается.

Кроме того, отечественная онкология нуждается в децентрализация оказания помощи больным. Необходимо создавать межрегиональные детские онкологические отделения в крупных областных центрах. Это даст возможность нашему институту функционировать в качестве ведущего медучреждения в этой области и заниматься лечением самых тяжелых больных. Единственный путь решения всех этих проблем — разработка национальной программы по детской онкологии, в рамках которой можно подсчитать истинные потребности и ресурсы, необходимые для лечения детей с онкологической патологией: сколько и каких медикаментов требуется, какое количество коек, в каких регионах нужно открывать центры и т. п. Это колоссальный труд.

Сегодня мы вынуждены заниматься «копеечными» проблемами. Например, существует антибиотик дактиномицин, который является базовым при лечении таких распространенных детских онкологических заболеваний, как опухоли почек, костей и мягких тканей. Общая потребность его в Украине незначительна, но отечественные фирмы его не производят, а зарубежные не ввозят — препарат стоит недорого, а вот его регистрация в нашей стране обойдется в круглую сумму, хотя, поверьте, для крупных производителей это не деньги. Просим всех, кто в состоянии помочь украинским детям, включая представителей зарубежных фирм, сделать все возможное, чтобы препарат был выпущен на украинский рынок.

Все частные ресурсы идут на детскую онкологию

— Украина в обозримом будущем вряд ли догонит США или европейские страны по уровню доходов на душу населения, так что медикам не стоит рассчитывать на кардинальное изменение ситуации. Где же выход?

— В любой развитой стране финансирование онкологии никогда не осуществляется на 100% из госбюджета. Государство обеспечивает приобретение базового набора медикаментов и оборудования, оплату труда сотрудников медучреждений, а спонсорские деньги идут на научно-исследовательские работы и дорогие индивидуальные программы. На Западе начиная с 60-х годов прошлого столетия все частные ресурсы чаще всего идут на детскую онкологию. Средства жертвуют первые леди страны, различные фонды и клубы.

— А как в Украине обстоят дела со спонсорами?

— Два года назад ситуация изменилась к лучшему. Одно время нас выручала жена руководителя крупного американского концерна, у которой двое детей. Муж ей выплачивал ренту, из которой она ежемесячно жертвовала на наше отделение 300— 400долларов. К сожалению, она покинула Украину вместе с мужем. Серьезно помогает нам сегодня международный благотворительный фонд «Набат». Он отправляет выздоровевших детей на 2 месяца в Италию для проживания в тамошних семьях. Приносят деньги и родители, дети которых излечились, просто знакомые с нашими проблемами люди финансируют частично лечение единичных больных. Вчера, например, сотрудница банка пожертвовала 350 грн. На днях совершенно неожиданно позвонили из Украинской финансовой группы и сказали, что пожертвовали 25 тыс. грн.

Нельзя не сказать несколько слов о Центре современного искусства «Дах». Молодые актеры оказывают психологическую поддержку больным детям, которые в ней очень нуждаются. По сути это маленькие взрослые, которые чувствуют себя пациентами. Ребята сняли видеофильм о нашем отделении, в котором много музыки и мало слов. Даже сильные духом мужчины не могут смотреть его без слез.