Ни одно слово Христа не вызывало такого непонимания, отторжения и неприятия, как слово о Кресте и Распятии. За шесть дней до Преображения Спаситель пытается рассказать апостолам о том, что Его ждет: страдание, смерть, воскресение. Но ученики только хлопают ресницами и улыбаются виновато.
Архимандрит Савва (Мажуко)
И вдруг до Петра доходит, что все это не притча, это всерьез:
«Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» (Мф. 16:22).
Это крик сочувствия и крепкой любви! Это голос большого сердца!
Но Христос не принимает такой заботы. Он обрывает Петра, и очень резко:
«Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн; потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф. 16:23).
Христиане все постигли и знают все ответы. Ведь богословы нам объяснили, что Христу надо было пострадать, чтобы искупить человечество от греха, проклятия и смерти. Умом мы все понимаем.
Но сердцем — на стороне Петра, потому что глубоко в душе живет протест: неужели нужно было спасать людей именно таким жутким образом, неужели нельзя было как-то по-другому, иначе, чтобы меньше крови, меньше боли?
Мудрецы и философы нас успокаивают: страдания нужны, они очищают! Ведь боль и страдание пришли в этот мир из-за греха Адама.
Но мы обрываем премудрых и разумных: грех Адама? А что это значит? И, если все из-за Адама, то как же это перешло на весь мир и на его потомков, неужели всемогущий Бог не мог остановить разлитие боли во времени и пространстве?
Вопросы, вопросы, бесконечные вопросы! Внушительные тома и целые шкафы написаны, теории изложены стройно и логично, но стоит заболеть близкому, стоит только войти в это жуткое царство боли, и все рассыпается, и мы кричим, как Петр:
— Нет, с моим ребенком такого не будет! Пожалуйста, не говорите такие слова при мне! Он не умрет! Я просто не хочу об этом слышать! Со мной такого никогда не случится!
Но все случается! И страдания не обходят нас стороной! И мы живем, словно кегли в боулинге: сейчас шар пролетел мимо меня, задел и опрокинул соседей, сместил со своих мест ближних, но со мной-то должно обойтись, все обязательно будет хорошо!
И вот в нашу сторону кто-то бросает еще один шар!
Вопрос, на который Бог не дает ответа
Страстная седмица начинается чтением книги Иова. Вот уж кого жизнь не пощадила! Или Бог не пощадил? Ведь в конце концов, главный виновник и нашей жизни и радости, и страдания и смерти только Тот, Кто сочинил наш космос — Автор нашего мира, Творец и Создатель. Иов очень хорошо знал, от Кого он получает и благо, и боль — все от Бога, по Его воле, с Его изволения.
Когда погибли дети, разорен дом и сам Иов покрыт проказой — это так поразило его друзей, что они несколько дней не смели ничего сказать:
«И никто не говорил ему ни слова, ибо видели, что страдание его весьма велико» (Иов 2:13).
В настоящем страдании утешить человека нельзя, это невозможно. Перед страданием мы безмолвны, потому что страдание, его смысл, его причины — это тайна, которая не была открыта даже самым мудрым. И все наши слова, все богословские суждения — блекнут, вянут и осыпаются перед самой обычной зубной болью, что уж говорить о большом страдании или потере близкого человека. Наши предки это хорошо понимали, и пусть грамотность прошла мимо них, в самой крови они носили целомудрие боли, стыдливость страдания, которых лишены современные люди, премудрые и разумные.
Жить — больно! И никуда от боли живому не спрятаться!
Боль пугает, проникает «до разделения составов и мозгов», особенно если больно самому близкому и любимому, особенно если больно ребенку и ты ничего, решительно ничего не можешь сделать.
Боль страшнее смерти. Даже самые большие жизнелюбы предпочтут смерть невыносимой боли. И откуда пришла эта напасть? И почему нельзя без этого обойтись? — Нет ответа! Потому что страдание — это самая последняя тайна! Это вопрос, на который Бог не дает ответа.
Страдание — это тайна, которой прилично молчание.
И вот Христос входит в Иерусалим, зная, что Его ждет. Он проповедует, обличает, пророчествует. Но стоит нам только на мгновение поставить себя на Его место, и коленки начнут мелко дрожать. Надо успеть все сказать, нужно подготовить последнюю трапезу — и это все в тени тех последних дней, которые неминуемо наступят, и с каждым днем остается все меньше минут, свободных от боли, и невозможно не пить эту чашу страданий, и нельзя отсрочить этот час, потому что ради него Я и пришел!
За столетия до Голгофы пророк Исаия увидел Христа. Он сказал про Него самое главное: «муж скорбей и изведавший болезни» (Ис. 53:3).
Боговидец Исаия, которого сложно было чем-то удивить, был потрясен той болью, которая ему открылась:
«Но Он изъязвлен был за грехи наши
и мучим за беззакония наши;
наказание мира нашего было на Нем,
и ранами Его мы исцелились» (Ис. 53:5).
Почему непременно должно быть больно? Зачем страдать? Зачем страдать Христу, зачем людям, каждому человеку на этой земле — мучиться? Все объяснения, которые я слышал, никуда не годятся. Вот и больному и одинокому Иову на пепелище его жизни никто не смог внятно объяснить — зачем это все было нужно?
Никто, кроме Бога.
Только, если мы вчитаемся в текст книги Иова, мы не найдем никакого объяснения. Нет там никакой богословской концепции страдания, никакой философии боли.
— А что же там есть?
— Есть личная встреча с Богом, после которой Иов все понимает, но то, что он понял — по ту сторону любых слов.
Фрагмент работы Гонсало Карраско. Иов. Холст, масло, 1881
Иов разговаривал с Богом. С великим страдальцем беседовал Тот, Кто добровольно пошел на Крест. У каждого человека есть свой крест боли, и мы несем его не потому, что Христос принял Свой Крест, а Христос взошел на Голгофу, потому что каждый человек, каждое живое существо этого мира проходит через боль.
В страдании невозможно утешение. Мы можем сочувствовать, поддержать, но великие мистики и пророки подлинное утешение получали перед Крестом Христовым. Почему? Это тайна личной истории, тайна Присутствия Христа в самом центре боли этого мира. Для нас это — просто красивые слова. Люди, которые прошли через нечеловеческие страдания, стали свидетелями этого Присутствия. Они говорили об этом почти словами Иова:
«мои глаза, не глаза другого увидят Его» (Иов 19:27).
«Я ведал Христа в своем умирании»
В 1939 году Страстная седмица началась 3 апреля. Благовещение пришлось на Страстную Пятницу, а Пасху ждали 9-го числа. Но в Советской России были закрыты почти все храмы, а во всей Восточной Белоруссии уже несколько лет не было богослужений. Сколько христиан тосковали в те далекие времена по церковной службе, по пасхальным торжествам! Еще труднее было тем, кто томился в ссылках и лагерях без надежды когда-нибудь увидеть храм Божий, услышать чудные песнопения Страстной.
А в далеком Париже русские люди готовились к Пасхе. Роскошные хоры, породистые протодиаконы и седой митрополит Евлогий — живая Русь, живое Православие! Только не было в эти дни в парижском храме отца Сергия Булгакова. Он очень любил эти службы, никогда не пропускал! Но только не сегодня! Потому что никто не спорит со страшным словом «онкология», и именно в Страстной Вторник отцу Сергию делали вторую, самую болезненную операцию.
Отец Сергий выжил и оставил удивительное свидетельство об откровении, которое он пережил во время болезни, он описал его в небольшой работе «Софиология смерти». Несколько недель отец Сергий находился между жизнью и смертью. Его мучила не только невообразимая боль, но и приступы удушья. Он не мог говорить, не мог жаловаться, лежал, словно кулек, жестко стянутый бинтами. По земле уже давно шла Пасха, а для него на долгие бесконечные дни и ночи растянулась безлунная ночь Страстной седмицы.
И вот на самом пределе страдания, когда боль стала такой жуткой, что он почти растворился в ней без остатка, отец Сергий увидел Христа — распятого и умерщвленного. Христос не просто страдал, Он страдал страданьем больного, Он болел болью страдальца:
«Я ведал Христа в своем умирании, мне была ощутима Его близость ко мне, почти телесная, но… как лежащего со мной «изъязвлена и ранена мертвеца». Он мог помочь мне в моем страдании и умирании, только сострадая и умирая со мной» (прот. С. Булгаков. Софиология смерти).
Это бесценное свидетельство! Христос не просто наше утешение и поддержка. Его Присутствие выше и важнее любых правильных слов.
Он не дает ответ о смысле боли и страданья, Он Сам — ответ на боль и страданье этого мира.
Но что бы мы ни сказали об этом великом таинстве, оно останется неуловимым для человеческих слов.
Чашу, которую надлежит нам испить, выпьем.
Крест, который надо донести, донесем.
И однажды все поймем.
Каждый.
В свой час.
На своем кресте.
На своей голгофе.
|