Модные словечки "гештальт-психология" или терапия, "танато-терапия" и методы "нейро-лингвистического программирования" или действительная наука ? Что стоит за всеми этими терминами с православной христианской точки зрения ? Чем может быть чревато для души Вашего ребенка (и Вас) "лечение" на различных сеансах новомодных терапий. Об этом мы и попытемся узнать с вами в серии статей, которые я планирую разместить (и уже размещал) на сайте в ближайшее время. От себя пока замечу, что вижу в детях, кто посещает эти занятия - непослушание, охлаждение к Церковным Таинствам и духовной жизни, усиление фобий и страхов, резкое отторжение учения Церкви, а значит начало духовного умирания.

Хочу предостеречь тех, кто пытается вторгаться в душу ребенка, словами Спасителя нашего Иисуса Христа:

Матф.18:6 а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской.

А также родителей детей:

Матф.10:28 И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне.

Об авторах:

Игумен Антоний (Логинов) -духовник монастыря в селе Ермолино, в 40 км от г. Иваново
Иеромонах Иларион (Соколовский)-преподаватель философии Ивановской духовной семинарии, насельник мужского монастыря Ермолинской пустыни.

НЕЙРО-ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ПРОГРАММИРОВАНИЕ
И ЕГО ФИЛОСОФСКАЯ ОСНОВА


Введение. Общее представление о нейро-лингвистическом программировании (НЛП)
1. Философская модель НЛП
2. Методы НЛП
3. Православная оценка НЛП
Библиография


Введение.
Общее представление о нейро-лингвистическом программировании (НЛП)

НЛП представляет собой одно из последних ответвлений психиатрии, предлагающее особую психодиагностику и затем специальную суггестивную методику погружения человека в состояние транса. Вот что пишет об этой психотерапии православный врач психиатр Д. А. Авдеев. «Сущность НЛП можно представить следующим образом: вначале происходит "подстройка" к человеку (с помощью голоса, позы, дыхания), затем на человека наводится трансовое состояние, а далее начинается психическое программирование или перепрограммирование посредством введения той или иной необходимой информации. Нечто подобное есть и в магической оккультной практике. Причём человек, с которым всё это проделывается, ничего не замечает»[1]. Это душевное программирование обслуживает широкий спектр современных нужд: от формирования всевозможных имиджментов до лечения т. н. «кодированием». Перводизайнерами НЛП считаются двое американских психотерапевтов Д. Гриндер и Р. Бэндлер, разработавших свою систему контакта с клиентами в середине семидесятых годов ХХ века. Одним из фундаментов для НЛП послужила гештальттерапия, а другим стал метод программируемого гипноза М. Эриксона – известного в своё время гипнотерапевта.

1. Философская модель НЛП

Имплицитным философским инспиратором психологической доктрины НЛП является один из упрощённых вариантов солипсизма – субъективного идеализма. В середине ХХ века благодаря Г. Фреге и его последователю Л. Витгенштейну зародилась своего рода философия лингвистики, определившая направление неопозитивизма и впоследствии – лингвистического позитивизма. Подобное направление вполне согласуется с математическим позитивизмом представителей т. н. «венского кружка», вдохновляемого идеями этих философов-математиков. Кроме того, неопозитивизм в определённом смысле может встать в один ряд с теориями Маркса, Ницше и Фрейда, отрицавшими традиционный путь философии, которые М. Мамардашвили назвал «новыми онтологиями»[2]. Если у трёх перечисленных мыслителей онтологическим началом, т. е. некой детерминантой бытия и его динамики, являются соответственно классовые отношения, «сверхчеловек» и «либидо», то в лингвистической модели Фреге и Витгенштейна это место занимает человеческое представление и язык общения. Здесь перед нами предстаёт некий вывернутый наизнанку дзэн-буддизм, стирающий грани между субъектом и объектом, между мыслящим и мыслимым, между личностным и безличностным. Действительно, по словам Фреге, «стул является представлением, однако я не так уже сильно отличаюсь от него: разве я сам не являюсь точно так же совокупностью чувственных впечатлений, представлением? <…> То, что я называл представлениями, превращается, следовательно, в самостоятельные предметы, и нет никакой причины уделять особое место тому предмету, который я называю словом “я”»[3]. Язык же представлений и названий в таком случае должен конституировать всё бытие, весь мир человека, на что и указывает, в свою очередь, Витгенштейн: «То, что в действительности подразумевает солипсизм, вполне правильно, только это не может быть сказано, а лишь показывает себя. Тот факт, что мир есть мой мир, проявляется в том, что границы языка (единственного языка, который понимаю я) означают границы моего мира»[4]. Разумеется, при этом, что как душа, так и сам субъект в подобном солипсизме превращаются в призрачные понятия: «Душа-субъект и т. д., – как она понимается в современной поверхностной психологии, есть небылица. <…> Мыслящего, представляющего субъекта нет. Если я пишу книгу "Мир, как я его нахожу", в ней должно быть также сообщено о моем теле и сказано, какие члены подчиняются моей воле и какие – нет и т. д. Это есть, собственно, метод изоляции субъекта, или скорее, показа, что в некотором важном смысле субъекта нет»[5]. Закономерным следствием лингвистического позитивизма становится обессмысливание традиционных причинно-следственных связей в нашем сознании и логики вообще, а уж тем более – философии: «То, что завтра взойдет солнце – гипотеза, а это означает, что мы не знаем, взойдет ли оно. Не существует необходимости, по которой одно должно произойти потому, что произошло другое. Имеется только логическая необходимость»[6].

«Новая онтология», как выяснилось, не ограничилась исключительно теоретическими разработками. Прошлый век изобиловал экспериментами различного рода революционных систем человеческой мысли. Материалистическая доктрина Маркса материализовалась в русском большевизме, «сверхчеловечество» Ницше нашло себе применение в государстве третьего рейха, а фрейдовское либидо по-прежнему господствует в психоаналитических практиках различных модификаций. И вот, по всей вероятности, настало время попробовать себя в действии ещё одной онтологической новации – методике нейро-лингвистического программирования, реализующей философские изыскания Фреге и Витгенштейна.

В понятии нейролингвиста существуют только человеческие представления (репрезентации) о бытии, являющие собою в совокупности личную модель или карту, за которой не стоит никакой не только метафизической, но и онтологической реальности, не говоря уже об абсолютном добре и зле. Всевозможные психические заболевания, а также пороки – алкоголизм, наркомания и прочие – являются просто элементами личной модели, создающими дискомфорт её обладателю. Задача психотерапевта сводится к чтению таких человеческих моделей, переводу информации на особый формализованный язык НЛП (нечто подобное компьютерным алгоритмическим языкам) и воздействию на модель пациента посредством погружения его в транс с целью корректировки этой модели. Описанию языка, понятий, терминов и методов диагностики дизайнеры НЛП Д. Гриндер и Р. Бэндлер в 1975 году посвятили два тома под названием «Структура магии» (The Structure of Magic). В качестве пролога к книге авторы предлагают притчу о принце, который убеждается, что в его мироощущении за самыми дорогими ему восприятиями: королём, прекрасными принцессами, островами, в том числе и богом не стоит ничего, кроме иллюзий. А иллюзии эти наводят на него два мага: один, предстающий перед ним как король, а другой – как бог. Принц вначале ужасается и хочет умереть от такого осознания, но потом решает сам стать магом, дабы наводить иллюзии на других.

Здесь мы имеем дело с уникальным в своём роде явлением подведения базы тотализирующего эмпириокритицизма под чародейскую практику. Даже у Кастанеды за его тонально-нагвальными метаморфозами всё-таки появляется потусторонняя фигура орла – видимо, божества ацтеков, – которому Дон Хуан вынужден особым образом поклоняться. При таком «иллюзионизме» сам психоанализ, предлагаемый НЛП-терапевтами, может носить сугубо бихевиористский характер, т. е. опираться только на внешнее рассмотрение исследуемого пациента. Никакой аналогии с собственными состояниями быть не может, ибо никакой невидимой универсальной реальности, подобной фрейдовскому либидо или юнговскому коллективному бессознательному, за элементами моделей клиентов нет и быть не может. Это – догма НЛП[7].


2. Методы НЛП

Помимо слов клиента, подвергаемых особой лингвистической классификации, НЛПер[8] обязан расшифровывать (калибровать) информацию, исходящую от нюансов поведения исследуемого субъекта. Эти сопутствующие данные именуются в терминах НЛП ключом доступа, который может быть как конгруэнтным, так и инконгруэнтным (совпадающим или расходящимся по смыслу) с вербальной информацией. При этом «компьютерная» широта взгляда НЛП-терапевта рассматривает все события жизни, о которых рассказывает пациент помимо сведений о себе и своём состоянии, исключительно как номинализацию процессов, происходящих в его модели. Иными словами, для НЛПера душа человека – это просто процессорный блок компьютера, а слова и поведение – информация на мониторе. Получается, что компьютерная экспансия подразумевает не только навязчивую реализацию виртуальности в нашем сознании, но и виртуализацию реальности вплоть до феномена человеческой жизни.

Далее наступает переход к терапии – погружение пациента в транс по методу М. Эриксона. Это метод управляемого гипноза, когда гипнотизёр способен ввести в транс и вывести человека из транса несколько раз в процессе непринуждённого разговора и, в отличие от традиционных гипнотических методов, добиться запрограммированных результатов. Результат – корректирование карты (модели) клиента, т. е. изменение взглядов, мировосприятия и установок человека. Делается это посредством универсальной программы (метамодели) с разветвлённой сетью подпрограмм – систем суггестивных приёмов, как вербальных, так и невербальных, изменяющих те или иные репрезентации в человеческом сознании. Стираются дискомфортные репрезентации и записываются комфортные. Таким образом, метамодель в системе этой душевной компьютеризации представляет собой своего рода набор утилит для настройки и чистки жёсткого диска «психопроцессора».

Терапевты программного гипноза провозглашают свой метод абсолютно безвредным, абсолютно эффективным и абсолютно доступным для всех желающих им овладеть. Понятно, что все прочие психоаналитические системы от фрейдизма до гештальта, в котором формально покоятся генетические корни НЛП, видятся жалкими потугами на «правильную психиатрию». Особенно же достаётся традиционной медицине. Гриндер признаётся на семинаре своим слушателем: «Все врачи, которых я знал, представляли собой образчики одного и того же стандартного типа – надутого спесью осла»[9]. Попутно без всякой «ослиной спеси» психотерапевт долго повествует из своей чудотворной практики о блестящих исцелениях от всевозможных психических расстройств, внутренних дискомфортов, тяжелейших болезней, вплоть до спасения (между делом за несколько минут) от самоубийства безнадёжной алкоголички. Гриндер гарантирует, что после его обработки у пациентов никакой конверсии симптомов (рецидива болезни) и депрессий не наступает. Все эти успехи выводятся из великолепия разработанных им системных методов нейролингвистики.

Современные звёзды нейролингвистики Р. Дилтс, Д. Делозье, М. Холл и др. полностью сохраняют верность традициям своих предшественников. Их вклад в эту терапию сводится в основном к обнаружениям новых паттернов (отвлечённо воспринимаемых словесных структур) и их контекстуализации в рефреймингах (изменениях значений паттернов в зависимости от тех или иных нюансов употреблений и сочетаний с другими словами и жестами). Кардинальные цели творцов и эпигонов НЛП на сегодня остаются всё теми же, что и у его основоположников. Само название недавно вышедшей в России книги Р. Дилтса «ФОКУСЫ ЯЗЫКА. Изменение убеждений с помощью НЛП» (The Magic of Conversational Belief Change) достаточно очевидно это подчёркивает. Впрочем, и сам Дилтс постоянно называет себя учеником Гриндера и Бэндлера, ссылаясь на них и следуя по стопам, ими указанным[10].

Разумеется, что и Россию это компьютерное чародейство не обошло стороной. Сегодня во множестве наших городов можно встретить рекламные проспекты, призывающие на сеансы и тренинги НЛП. Там обещают развить необходимые для делового человека качества: коммуникабельность, лидерство и прочее. Встречаются даже желающие с помощью нейролингвистики возродить язычество на Руси. Некий В. И. Эльманович, петербургский НЛП-гипнотизёр, предлагая в своей методичке множество способов погружения человечества в транс и сокрушаясь о «насильственной христианизации Руси», заверяет своих читателей, что «возpождение славянских языческих pитyалов сделает наш наpод более счастливым и свободным»[11]. Несмотря на то, что на данный момент НЛПеры стараются избегать в своих писаниях и декларациях употребления терминов «транс» и «гипноз», их суггестивная практика не может оставаться до конца законспирированной. «Вестник НЛП» за 2001 в своём приложении публикует «Требования к сертификации курса «НЛП-Практик» и «НЛП-Мастер» (существует ещё и высшая ступень «НЛП-Тренер»), где для первого посвящения в числе прочих позиций определяются следующие: «быстрое лечение фобий» и «лечение соматических аллергий». От «НЛП-Мастера» уже требуется также в числе прочего: «умение выявлять и изменять систему целей», «выявление ограничивающих убеждений и умение их изменять», «умение определять новые убеждения», «установление нового убеждения с помощью импринта (запечатления – и. А.)», «приведение клиента к осознанию собственной стратегии, использование и встраивание изученной стратегии»[12].

Но, быть может, всё это НЛП – сплошное шарлатанство и фальсификация, очередное вытряхивание денег из наивных искателей простого человеческого счастья? Тогда всё здесь было бы просто и по большому счёту безобидно: ну выбросил человек на ветер деньги – в следующий раз будет умней; и зачем об этом столько писать в религиозном исследовании? К счастью, и таких случаев обмана, действительно, немало, как и покупок наркоманами-дилетантами безвредного порошка вместо героина. Но, к великому сожалению, нейролингвистика – это не всегда блеф, одетый по последней компьютерно-психологической моде. Помимо гипнотизёрства, которое для здравого сознания есть не что иное как недопустимое экстрасенсорное вмешательство, в писаниях классиков НЛП мы встречаем достаточно очевидное и настолько же страшное свидетельство о духовной начинке их программных снадобий. Гриндер и Бэндлер рассказывают своим читателям о погружённом в транс пациенте, который «почувствовал, что его обволокло большое пурпурное светящееся облако. И чем дольше он находился внутри этой ауры, тем яснее он ощущал, что с ним происходят изменения. Эта аура каким-то необъяснимым образом пропитывала и насыщала его, и тем самым изменяла его. Кто знает, что все это значило? – Пишет далее автор. – Какое-то пурпурное облако является и изменяет моего клиента, раньше, чем я успеваю за это приняться»[13]. Не только для христианина, но и вообще для сколько-нибудь духовно трезвого человека такой факт является очевидным компроматом, подтверждающим инфернальную изнанку программированного гипноза.

Однако же, несмотря на подробные описания программ в массовых пособиях по НЛП, казалось бы, вопреки коммерческой логике, а также заявлениям их авторов о всеобщей способности к программному гипнотизированию, мало кто повторяет подобные чудеса. Для успеха требуется отдать обучению программному гипнозу нечто большее, чем просто желание развить в себе полезные способности и хорошо заработать. Что же большее? Да то же, что отдаёт магии и её потусторонним дизайнерам душа профессионального чародея: в первую очередь – саму себя. В обмен – пьянящие знания и вожделенная власть над другими душами. Несомненно, что НЛП выделяется из множества товаров психоаналитического рынка уже тем, что продаётся в отделе магии. От старомодной ворожбы «бабкиных» заклинаний, как, впрочем, и от современных экстрасенсорик и кастанедовских психо-интеллектуальных тренингов эта терапия отличается совершенной конгруэнтностью с нашей тотальной компьютеризацией. А, кроме того, здесь не требуется ни малейшего проблеска веры в потустороннее.

3. Православная оценка НЛП

Но как же тогда квалифицировать «подлинные исцеления» от тяжких душевных недугов, в том числе пьянства и наркомании с помощью методов НЛП? Как и в случаях с подлинной экстрасенсорикой, жертвы такого чудотворчества наследуют более тяжёлую участь, нежели жертвы ловкого шарлатанства, у которых конверсия наступает довольно скоро после мнимого лечения. Дело в том, что настоящая магия действительно добивается исцелений не только на соматическом, но даже и на психическом уровне, но конверсия в таком случае наступает уже на метауровне – в духе человека. И это, разумеется, несравненно страшнее, нежели любой телесный недуг или психопатология. Бесплотный субъект с пурпурной аурой получает доступ к высшим, неприкосновенным запасам духовной энергии своей жертвы[14]. В результате такого общения наступает зомбирование клиента, человек теряет стержень личности, становится бесхребетным существом с парализованным волевым механизмом. Это плата за дешевое оздоровление. Думается, что для многих религиозных людей нет смысла детально исследовать метафизиологический механизм последствий экстрасенсорного вмешательства: о них предупреждают нас даже русские народные сказки[15]. В связи с этим имеет смысл привести высказывания некоторых Оптинских старцев, подтверждающие однозначное отношение Церкви к гипнотерапии. «Гипноз – злая нехристианская сила» (преп. Варсонофий). «Ужасное дело этот гипноз. Было время, когда люди страшились этого деяния, бегали от него, а теперь им увлекаются… извлекают из него пользу. <…> И ведь вся беда в том, что это знание входит в нашу жизнь под прикрытием как будто могущего дать человечеству огромную пользу» (преп. Нектарий)[16].

В тандеме врача НЛП-иста и пациента-гедониста принципиально исключается рассмотрение в каком-либо положительном смысле стратегического или телеологического аспекта болезни. Иначе под угрозу сомнения встаёт смысл самой психотерапии. Страдание, дискомфорт – это то, от чего надо непременно избавляться любой ценой; и здесь просвечивает ещё одна догма нейролингвистики. Однако среди многих психотерапевтов существует пессимистическая точка зрения, имеющая немало фактологических оснований, утверждающая, что тяжкие душевные недуги и пороки человека полностью неизлечимы: в лучшем случае возможна лишь продолжительная ремиссия (их ослабление или временное прекращение). Исключительно смерть способна воспрепятствовать очередной конверсии симптомов. Но предположим теперь, что только психо-компьютерная магия избавит нас от болезни. А в таком случае стоит ли пренебрегать единственной возможностью облегчить себе остаток жизни? Конечно, не стоит, если Жизнь этим остатком исчерпывается и заканчивается. Для того, кто имеет веру в подобный конец, будет логичным попробовать надышаться перед смертью. Ну а если вера в грядущее небытие собственной личности не слишком крепка, а в сердце подаёт голос иная вера – вера в вечную жизнь, то опять же логика, но уже иная, потребует координации с вечностью.

Что ж, религиозное сознание, не утверждая и не опровергая означенного пессимизма, в свою очередь предлагает совсем другую плоскость отношений к болезням и порокам. Церковная фактология может привести немало свидетельств того, как искренне кающемуся и борющемуся с грехом человеку Господь предоставляет возможность войти в вечность именно в момент так называемой ремиссии – очищения от ненавидимой душевной и телесной скверны. В этом случае исстрадавшаяся душа после исповеди, соборования и Причащения Св. Христовых Таин, а иногда и сподобившись монашеского пострига на смертном одре, отходит в мир иной в мире с Богом и людьми.

Спрашивается теперь, возможно ли для человека, твёрдо убеждённого в бессмертии личного самосознания, принимать временное облегчение от душевно-телесных недугов в качестве критерия абсолютного добра? Имеет ли смысл конвертировать свой порок в гораздо более глубокие сферы человеческого существа или хотя бы подвергаться такой опасности? Вряд ли сколько-нибудь развитое внутреннее чутьё не станет препятствовать погоне своего хозяина за химерой мгновенного безболезненного, беструдного исцеления. Более того, возникает вопрос: покидая своё тело даже в состоянии алкогольного опьянения, не лучшую ли загробную участь наследует душа христианина, хоть как-то вспомнившая в этот миг о Боге, нежели закодированная жертва «пурпурного» властелина?

Библиография

1. Д. А. Авдеев. В помощь страждущей душе. М., 2001.
2. Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат.
3. Д. Гриндер и Р. Бэндлер. Формирование транса. М., 1994.
4. Д. Гриндер и Р. Бэндлер. Вводный курс НЛП-тренинга, 1978.
5. М. К. Мамардашвили, А. М. Пятигорский. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М., Школа «Языки русской культуры», 1997. С. 22.
6. Г. Фреге. Мысль. Логическое исследование.
7. В. И. Эльманович. Нейролингвистическое программирование (Методическое пособие). СПб., 1995.
8. Роберт Дилтс. Фокусы языка. СПб., 2001.
9. Вестник НЛП. Выпуск 1. М., 2001. Приложение.
10. Игумен Антоний (Логинов). Смерть во свете жизни // Обитель Слова. №1. М., 2000.


[1] Д. А. Авдеев. В помощь страждущей душе. М., 2001. С. 233-234.
[2] М. К. Мамардашвили, А. М. Пятигорский. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М., Школа «Языки русской культуры», 1997. С. 22.
[3] Г. Фреге. Мысль. Логическое исследование. ИФРАН 2004 +www.philosophy.rulibraryfrege1.html.
[4] Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат. ИФРАН 2004 +www.philosophy.rulibrarywitt11.html.
[5] Там же.
[6] Там же.
[7] Д. Гриндер и Р. Бэндлер. Вводный курс НЛП-тренинга, 1978.
[8] Не слишком благозвучное на русском языке именование последователей НЛП, однако же, встречается в их собственной литературе (Вестник НЛП. Выпуск 1. М., 2001. С. 315).
[9] Д. Гриндер и Р. Бэндлер. Формирование транса. М. 1994. С. 186.
[10] Роберт Дилтс. Фокусы языка. СПб., 2001. С. 16-37.
[11] В. И. Эльманович. Нейролингвистическое программирование (Методическое пособие). СПб., 1995. С. 9.
[12] Вестник НЛП. Выпуск 1. М., 2001. Приложение.
[13] Д. Гриндер и Р. Бэндлер. Формирование транса. М., 1994. С. 186.
[14] Игумен Антоний (Логинов). Смерть во свете жизни // Обитель Слова. №1. М., 2000. С. 114.
[15] Возможно, читатели помнят сказку «Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что», где самым последним и страшным испытанием для Андрея-стрелка была встреча с существом по имени Кот-Баюн, о котором предупреждала его Марья-Царевна: он умел безотказно вводить людей в транс (чарующий сон), и затем съедал их.
[16] Цит. по Д. А. Авдеев. Указ. источ. С. 228.