Глядя на нее сегодняшнюю - хрупкую 20-летнюю блондинку с обручальным колечком на безымянном пальце, -кажется, что ее жизнь как на ладони: благополучный брак, прошлое без особых потрясений... И только легкая грустинка в самой глубине голубых глаз выдает, что не все у нее складывалось гладко. Недавно Руслана сошла с утреннего поезда на столичном вокзале, чтобы впервые увидеть Киев по-настоящему. Это был совсем не тот город, который она видела когда-то из окна больничной палаты...

ЖДАЛИ МАЛЬЧИКА
Я второй ребенок в семье. Мое появление на свет слегка нарушило планы родителем. После рождения первой дочери хотели мальчика, и даже имя было наготове - Руслан. Но родилась я, и было решено: "Пусть тогда будет Русланой". Кстати, братика мы с сестрой все-таки дождались. Однако большой сплоченной семьи не получилось.
После развода родителей (мне было 10 лет) пришлось несладко. Вообще-то, мама никогда не была только домохозяйкой. Находясь в декрете, она успевала заботиться о детях и подрабатывать. Теперь же пропадала на работе все время. Кому было взять на себя домашнее хозяйство, как не нам? Приходишь из школы - стирка, уборка, готовка.
Я была спокойной, скромной, покладистой, с уравновешенным характером девочкой. Особо не выделялась. С удовольствием посещала кружки, пока они не пробивали брешь в бюджете семьи. Когда же все изменилось - безропотно их оставила. Мирная и тихая, я не очень-то умела за себя постоять. Изредка случались, как в любой семье, размолвки и стычки между детьми. И как же было обидно, что я проигрывала не только старшей сестре, но и младшему братишке!

СТРАННАЯ ГОРОШИНА
От одного из врачей я как-то услышала фразу: "Страшны не те недуги, которые заявляют о себе болью, а те, которые подкрадываются незаметно". Так было в моем случае. Болезнь никак себя не проявляла, затаилась перед тем, как нанести удар. У меня ничего не болело, не беспокоило до того самого дня...
Мне 14. Перед новогодней вечеринкой мама купила мне бирюзовую кофточку с большим вырезом, я красовалась в ней перед зеркалом. В моем гардеробе нечасто появлялись новые дорогие вещи, поэтому событие ярко запомнилось. И вдруг я заметила в районе ключицы, слева, странную горошину. В каких-то синих прожилках, она выступала под кожей. Показала маме, она нахмурилась: "Не нравится мне это", - и повела к врачу. Врач успокоил: "Издержки переходного возраста, ничего страшного". Через пару дней под местным наркозом мне удалили эту горошину, и забыли. Но через год смотрю - на шве опять выпирает горошина. На этот раз операция была под общим наркозом и образец ткани направили на гистологию. Дней через десять тот же врач, что списывал все на переходный возраст, сказал: "Я не берусь лечить девочку. Вот вам направление в Киев". Я еще не отдавала отчета, насколько все серьезно. Ну, в Киев так в Киев. Мама, конечно, понимала больше меня - уже по одному направлению в отделение онкологии. Но вида не показывала, щадила меня. Пару раз я слышала, что в другой комнате она плачет, но в моем присутствии слезы прятала за вымученной улыбкой.

В СЧАСТЛИВОМ НЕВЕДЕНИИ
В Киев мы выбрались через месяц, в конце февраля. Я не осознавала всей тяжести нависшей надо мной опасности. В счастливом неведении пришла с мамой в детское отделение онкологии. Гнетущая атмосфера, детки без волос. Я с испугом спросила: "Что это?" Мама: "Химиотерапия". - "Мне что, тоже надо будет?" - "Врач скажет", - последовал неопределенный ответ.
А дальше все завертелось очень быстро: биопсия, и на первое марта уже назначили новую операцию. Этим меня было не испугать. Я перенесла уже две операции и не задумывалась, чем они отличаются. Да, неприятно, но можно перетерпеть. Мама очень переживала. А я... я даже накраситься успела! "Ага, а девушка-то у нас с макияжем!" - с веселым удивлением произнес мой врач Олег Викторович Белоконь перед операцией. Но уж лучше отвлечься на женские штучки, чем накручивать себя тревожными мыслями, поддаться панике.
...Операция длилась четыре часа. Параллельно врачи взяли у меня на анализ костный мозг - чтобы потом не делать наркоз повторно. Пришла в себя - вижу заплаканные глаза мамы, прикладывающей к моим пересохшим губам смоченный водой платок. "Почему ты плачешь?" - прошелестела я. "Это было так долго!" - сказала мама. Я тоже заплакала. Это были мои первые слезы за долгое время.

НЕ ДО МАКИЯЖА
Окончательный диагноз, поставленный мне, звучал как "злокачественное образование мягких тканей подключичной области. Гемангионерицитома". Мне назначили 6 блоков химиотерапии. И вот тут я не на шутку испугалась. Вспомнила облысевших деток, увиденных в первый визит в онкобольницу, - и поняла, что буду одной из них. Потеря волос олицетворяла для меня опасность, самое неприятное проявление нездоровья.
В послеоперационной палате мне уже было не до макияжа. Я замкнулась в себе, не хотелось контактировать с другими подростками. У мамы на душе тоже было тяжело, но она не могла позволить себе бездействие. Общалась с другими мамами, спрашивала их совета, просила поделиться опытом: где какое лекарство достать, какие цены... Мы с мамой лежали вдвоем на небольшой кровати. В палате круглосуточно горел свет. Ведь многим деткам нужно каждые три часа менять лекарство в капельнице. Нормально уснуть невозможно- кто-то ходит мимо, движение не прекращается. Тяжелая обстановка. Поэтому я с радостью поддержала мамино решение вернуться домой с расписанной схемой лечения и "химию" проходить в родном городе (там ведь и мамина работа, и маленький братишка). Хотя киевские врачи рекомендовали остаться. Впоследствии стало ясно, что рекомендовали не зря. В родном городе врачи оказались недостаточно квалифицированными. Что-то напутали и вместо того, чтобы делать все постепенно, ввели мне слишком большие дозы препаратов. Организм одним махом получил огромную химическую нагрузку. Меня рвало, я вся синяя ходила.

"ХИМИЯ"
Буквально за один день выпали волосы. Это был шок. Я знала, что так будет, но думала, до этого еще далеко, я успею морально подготовиться. Но случился кошмар наяву. Просыпаюсь а волосы на подушке. "Как я на улицу выйду? Что обо мне подумают?" - рыдала я. Покупать парик отправилась, надев на голову косынку, уже успевшую сослужить мне однажды добрую службу, - ею, повязанной на шее в тон бирюзовой блузке, я прикрывала злосчастную горошину, с которой все началось...
Перепуганная мама взяла отпуск за свой счет и повезла меня обратно в Киев. Блоки "химии" со второго по шестой я прошла в столице. В промежутках между блоками мы возвращались домой. В том числе и для того, чтобы найти деньги на очередную "химию". Помогали и родственники, и коллеги мамы по работе, и школа, и какие-то инстанции. Вокруг немало небезразличных людей! Меня приходили проведать и поддержать одноклассники. И я бегала к ним пообщаться на школьных переменках. Об учебе наравне с классом речи не было. В школе мне пошли навстречу, перевели на домашнее обучение, освободили от экзаменов. Учеба была формальной, мне оставалось доучиться до мая всего ничего. Я не собиралась идти в десятый, в планах было поступление в училище.
Химия... Ставят иголку в вену или под ключицу, и ты лежишь под капельницей... не часами, а сутками! Четыре-пять дней. С капельницей и ешь (я научилась левой рукой), и спишь. Но если учесть, что каждые три часа надо менять бутылочку с лекарством, сон этот прерывистый, тревожный. "Тут все зафиксировано, но крутиться нельзя, иначе иголка может при неосторожном движении проколоть вену", - предупредили меня. Я очень этого боялась, часто просыпалась. Но если я еще как-то умудрялась спать, то мама практически не спала. Именно она меняла мне бутылочки. Сначала звала медсестру, но быстро научилась сама. От бессонницы мама очень похудела. В полной мере я оценила ее подвиг недавно, когда у меня родилась дочь и, недосыпая, я думала: "Бедная мама, как она выдержала?" В конце лечения мне на пять минут вытягивали соедненитель, чтобы могла хоть в туалет сбегать. До этого приходилось ходить со штативом и бутылкой, но к шестому блоку я так ослабела, что штатив стал казаться неподъемной гирей...

ЛЕЧУСЬ, А НЕ БОЛЕЮ
Все блоки прошли как в тумане. Мне ничего не хотелось. Не тянуло ни в игровую комнату, ни к телевизору... Чем больше химии в меня вливали, тем хуже было состояние. Постоянно тошнило, я плевала желчью. Мукой было вталкивать в себя безвкусную больничную еду. Мысли путались. Что дальше? Что меня ждет в будущем? Проводила ревизию: в чем смысл жизни, как я жила и живу, что успела, чего нет. Поддерживала мысль, что сделаю много хорошего "потом", когда выйду из больницы. Особенно грела душу мечта создать семью, родить ребенка. Как ни странно, мыслей о смерти не было. Я думала о будущем в том ключе, что оно у меня точно есть. Свою черную полосу, свое состояние я определяла как "лечусь", а не "болею". Я была озабочена тем, чтобы выдержать все процедуры и предписания врачей. Свято верила, что надо пережить этот непростой этап, и когда он закончится, все будет хорошо. Я была как сито, сквозь которое просеивается все ненужное, а нужное драгоценными крупицами задерживается. Как ненужное я отсеивала все мысли о плохом. Как нужное - задерживала и лелеяла надежду, веру, позитив. Так происходило помимо воли, я плыла по течению, подсказанному мне внутренним "я".
Единственный раз, когда подумала: "А ведь я могла умереть", - относится ко времени, когда лечение осталось позади. Я узнала, что умер мальчик, который лежал со мной в одном отделении. В голове не укладывалось: я его хорошо помню, у нас была общая беда, но я живу, а его больше нет...

ПРОЩАЙ, ПАРИК!
Как я была рада вернуться домой после шестого блока! У меня не возникло желания задним числом стать информированной, узнать все о пережитой болезни. Зачем? Она в прошлом. В моем информационном поле должен быть только позитив!
Был конец лета. Мама повезла меня к морю. Мы ходили купаться рано утром, до восхода солнца. Я заходила в воду, пыталась плыть, а не получалось. "Разучилась?" - недоумевала я. В детстве на каникулах у бабушки с дружной ватагой ребятни бегала купаться на пруд. Мальчишки своеобразно заигрывали к девочкам: хватали за руки-ноги, бросали в воду и хохотали: "Выплывай!" Я выплывала. Видимо, инстинкт самосохранения в экстремальной ситуации включался на полную катушку. А теперь, когда оказалась в безопасности, отказывался служить. То же самое во время болезни. У меня, скорее пай-девочки и тихони по натуре, чем борца, что-то щелкнуло внутри и я включилась в борьбу за жизнь, инстинктивно выбирая правильный путь к спасению. Передо мной маячило "Надо!", и я шла к нему не рассуждая. Меня вели полное доверие к врачам, смирение с необходимостью пройти через боль и слезы, безоговорочная вера в благополучное исцеление.
Мама хотела, чтобы я на год отложила поступление в училище, отдохнула, восстановилась, но я отказалась. Выбрала специальность "повар-кондитер" и легко поступила. Сдала единственный экзамен по химии и тесты. Я постаралась забыть свою негативную ассоциацию со словом "химия", держаться свободно, несмотря на нелепый парик. Все-таки косые взгляды в мою сторону были. На меня смотрели как на инопланетянку. А я не могла дождаться, когда же расстанусь с искусственными полосами. Как мне надоел жаркий парик! Резинка, которой он фиксировался на голове, иногда казалась железным обручем. Под париком вместо моих белых-белых, как пух, волос, появились пряди намного темнее. Когда отросла длина "под мальчика", я с облегчением выбросила парик! Стесняясь того, что резкая смена прически вызовет недоумение и расспросы окружающих, начала заранее готовить всех к предстоящей смене образа. Твердила, что собираюсь коротко постричься. И пришла с "ежиком" после зимних каникул. "Зачем так коротко?" - спрашивали меня. Я загадочно улыбалась и думала: "Знали бы вы, что нет никакого "зачем", без вариантов!"

ЗОВ СЦЕНЫ
После болезни я резко повзрослела. Раньше по-детски смотрела на жизнь, была несколько инфантильна. И вдруг у меня глаза открылись. Появилось ощущение стержня внутри, да и внешне я раскрепостилась, стала более общительной, открытой. Характер преобразился кардинально. В училище у меня появилась настоящая подруга Инна, с которой я поделилась пережитым. Начала активно участвовать в самодеятельности: выступала на концертах, в постановках, читала стихи и даже попробовала себя в роли ведущей. Кто мог ожидать от вчерашней скромницы такого рвения? А я словно наверстывала упущенное. Робость, стеснение куда-то улетучились без следа. Я с удивлением открыла в себе ораторские способности. Человеку, которому судьба выписывала путевку на тот свет, переступившему через по-настоящему большой страх, бояться каких-то публичных выступлений было просто смешно. Помню, однажды на сцене я забыла слова. Выхожу, передо мной внимательные лица - а я молчу, не могу вспомнить начальные строки. Тогда я начала... с середины. Уверенно так, никто ничего не заметил. Подумали, так и должно было быть. Перерыв в концертной деятельности мне пришлось сделать из-за беременности. Я вышла замуж на третьем курсе. Я теперь спешила жить! История замужества заслуживает отдельного рассказа.

САША И МАРИНКА
В конце второго курса я проходила практику в ресторане, где работал охранником мой будущий муж Саша.
Заведение маленькое, все на виду. Меня очень хвалил шеф: перспектив ная, способная! Я была помощником повара, готовила и для посетителей, и для персонала. Интерес ко мне со стороны Саши возник, по-моему, с дегустации борща: "А кто это так вкусно приготовил?" Познакомились, разговорились, начались совместные прогулки... Высокий, статный, старше меня на 8 лет, Саша был воплощением мужественности, надежности. Когда дело шло к свадьбе, я решилась рассказать ему о своей недавней болезни. Честно говоря, побаивалась, что Саша изменит ко мне отношение, испугается. Выслушав мою исповедь, он какое-то время молчал. "Никакой свадьбы не будет!" - промелькнуло в моей голове. Но мой молчун только плечами пожал: не понимаю, что такого в твоем рассказе.
На свадьбе Саша носил меня на руках! И от переизбытка чувств, и по вполне прозаической причине: купленные к платью белые туфли оказались неудобные. Мы повенчались. Сбылось то, о чем я мечтала в тяжелые больничные дни. А вскоре осуществилась и мечта о ребенке. Доченьку собиралась назвать Дашей, все об этом знали. Но в последний момент передумала. Мне звонили с поздравлениями: "Как Дашуля?", а я отвечала: "Прекрасно, но она Маринка!"

ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ
После рождения дочки у меня словно второе дыхание открылось. Столько стремлении, желания пробовать, .дерзать! Я сменила профессию. Хорошо готовить - пригодится в семейной жизни, а в работе мне захотелось чего-то более яркого, нового. Когда-то я хотела стать парикмахером, но считала, что мне не хватает способностей. Однако они обнаружились самым удивительным образом. Началось все с причесок маленьким племянницам. Потом мама доверила мне постричь себя и восхитилась: "Сколько мастерам ни объясняю, что мне нужно, все равно делают не то! А у тебя вышло идеально!" Постригла папу, брата, соседку. Впервые я заработала на прическе соседской девочке-выпускнице, она осталась довольна. Фантастика, мои мечты сбывались одна за другой! За тем, чтобы стать дипломированным парикмахером, дело не станет. Наверное, за импульс к новому роду занятий стоит сказать "спасибо" тому непростому периоду, когда я ходила в парике и не любила свое отражение в зеркале. Настрадавшись, я как никто другой поняла, насколько важна для людей красота, и захотела ее дарить!

СРЕДИ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

"Победители в жизни" - так называлась состоявшаяся недавно в Киеве встреча детей, которые вылечились от рака, организованная фондом помощи онкобольным детям "Краб"(krab.org.ua). На нее съехались люди со всей Украины. Получив приглашение, я колебалась: ехать-не ехать? Не хотелось ворошить прошлое, открывать душу малознакомым людям. Муж убедил поехать, и мы собрались всей семьей. Было море впечатлений: теплоходная прогулка по Днепру, экскурсия по Киеву, общение с журналистами на пресс-конференции, молебен в Киево-Печерской лавре и ночевка в гостинице для паломников... Я рассказала свою историю для того, чтобы она вдохновила тех, кто в беде. На страницы прессы выливается гораздо больше негатива, чем позитива. Так пусть будет на одну жизнеутвержда-ннцую публикацию больше.
Рак - не приговор. Так получилось, что я до своего диагноза в силу юного возраста мало что знала о раке. Мне не попадались ни ужасающая статистика, ни тревожные статьи в газетах. Я знала только, что это тяжелое заболевание. Тяжелое, а не смертельное, вот в чем разница. Я изначально была настроена, что болезнь излечима, не представляла летального исхода. Я и смерть на ментальном уровне существовали в параллельных мирах. А значит, непересекающихся. Не благодаря ли этому настрою мы действительно разминулись?

Записала Карина Линова (Cosmopolitan-Украина)